Ржавчина

— Но какой на васъ сегодня туалетъ, — о, какой туалетъ! — восторгался французъ, съ видомъ знатока, платьемъ Боловцевой.

— Не дуренъ, не правда ли?… M-r Вортъ считаетъ долгомъ сдлать мн каждый годъ сверхъ всего, что я у него заказываю, такое… une petite robe… дешевенькое…

— Дешевенькое? — переспросила Вра, съ недовріемъ взглянувъ на атласное плиссе короткой юбки.

— Это мн стоитъ девятьсотъ франковъ… Для Ворта это даромъ, — проговорила она тономъ извиненія или поученія: Вра не поняла. — Подемте съ нами въ Буа, графъ, — обратилась Боловцева къ Виллье. — Вотъ уже два дня какъ я не была тамъ.

— О, бдные парижане! — тонко замтилъ Виллье.

— Никсъ ухалъ на три дня въ замокъ къ Грамонъ, да и вы у меня совсмъ пропали… Ну, я пойду одваться…

— Надньте пожалуйста ваше лютровое пальто, — оно къ вамъ идетъ до невозможнаго. Впрочемъ, все, что вы ни наднете…

— Да ужь пригласите его скорй обдать, — выговорила Анна по-русски, продолжая играть въ безикъ.

— Прошу не учить меня, — отвтила, тоже по-русски, мать. Но ни въ тон, ни въ голос, ни въ лиц не было ни тни раздраженія. Все та же дланная полуулыбка играла на губахъ.

— Графъ, — обратилась она въ сторону француза, — пойдемте ко мн въ будуаръ. Селестина подастъ мн только шляпу и пальто.

Вра также поднялась съ своего мста. Анна простилась съ нею, не сказавъ ни слова, даже не взглянувъ на нее.

— Нтъ, я не пущу васъ, вы съ нами, — не выпуская руки Вры, сказала Александра Аркадьевна.

— Нтъ, merci, я не могу, — отвтила та.

— Вы всегда мн отказываете, — любезно проговорила Боловцева. — Я вдь могу обидться… Madame Корнфельдъ, надвайте же шляпу!

Старушка быстро встала съ своего мста и вышла вмст съ Врой изъ этого роскошнаго, но тяжелаго салона.

Madame Корнфельдъ была добрйшее созданіе съ неудавшимся прошлымъ, съ тяжелымъ настоящимъ и неизвстнымъ будущимъ. Она была въ род dame de compagnie при Боловцевой. И это было ея больнымъ мстомъ, хотя она и пріобрла себ вс необходимыя свойства компаньонки: умнье во-время смолчать, во-время согласиться, похвалить шляпу; но при первомъ же случа она давала понять, что какъ судьба несправедлива, заставляя ее унижаться передъ какой-то Боловцевой съ темнымъ прошлымъ, но съ большимъ состояніемъ, — ее, Корнфельдъ, принадлежащую къ одной изъ лучшихъ фамилій Курляндіи.

— Вотъ и этотъ, — заговорила Корнфельдъ гораздо проще и искренне, чмъ все, что она говорила при Боловцевой, провожая Вру до ея комнаты. — Пріятно ему что ли такъ извиваться передъ старухой?… Какъ онъ былъ любимъ при двор! Императрица Евгенія всегда приглашала его съ собой въ театръ. А теперь… сдлался приживалкой богатыхъ иностранцевъ.

— Да кто-жь ему велитъ? — наивно спросила Вра.

— Раззорился!…- коротко объяснила Корнфельдъ, разставаясь съ Врой у порога ея комнаты.

Вра уже позже узнала всю исторію графа Виллье. Дйствительно, это былъ жалкій типъ. Любимцъ Наполеона и когда-то одинъ изъ первыхъ представителей парижскаго высшаго общества, онъ приходилъ пшкомъ, усталый, голодный, изъ отдаленнаго квартала Парижа, для того, чтобъ имть возможность състь шесть изысканныхъ блюдъ за столомъ Боловцевой. Съ паденіемъ имперіи Виллье потерялъ все… Безъ подготовки, безъ образованія, а главное съ репутаціей друга Наполеона — онъ оказался лишнимъ при новомъ правительств, къ этому еще присоединилась случайная потеря всего состоянія на какихъ-то акціяхъ. Теперь никто не зналъ, гд живетъ и какъ живетъ Виллье. Онъ являлся всегда хорошо одтый, гладко выбритый, съ накрашенными усами, съ изысканными манерами и непринужденнымъ свтскимъ тономъ. Все это были остатки его прежнихъ привычекъ. Но кром этого онъ сохранилъ еще и другія привычки: быть всегда au courant всего, что длается въ высшемъ свт, посщать первыя представленія въ театрахъ, прохаться въ опредленный часъ по Булонскому лсу и запивать тонкимъ виномъ тонкія блюда… Онъ слишкомъ долго жилъ всмъ этимъ, чтобы не поступиться до извстной степени своимъ самолюбіемъ. Что стоитъ сказать два-три комплимента отживающей кокетк! Они у него уже готовы, — онъ столько лтъ повторяетъ ихъ… а между тмъ онъ посл вкуснаго обда будетъ сидть въ avantsc`ene и на другой, день можетъ отдать отчетъ въ какомъ-нибудь салон о новой пьес.

Для баронессы Корнфельдъ это было какъ нельзя боле понятно.

III

Парижъ праздновалъ свой f^ete des morts. Онъ приходился какъ разъ 2-го ноября. Въ этотъ день прошло ровно полгода посл смерти матери Вры. На чужой сторон, вдали отъ всего близкаго, роднаго, ей захотлось участвовать въ общемъ гор, въ общемъ оплакиваніи дорогихъ существъ, потерянныхъ навсегда.

Во второмъ часу она уже хала на Монмартское кладбище.

Погода стояла теплая, сухая. Второе ноября было какъ-то особенно ярко и ясно. Вр казалось, что оно не должно было гармонировать съ общимъ настроеніемъ Парижа въ этотъ день.

Но это только казалось ей.

Едва она въхала на бульвары, какъ ее поразила эта масса народу и экипажей, снующихъ по всмъ направленіямъ.