Ржавчина

Вр пришлось видть Анну до этого обда раза четыре. Он, какъ и въ первый разъ, почти не говорили другъ съ другомъ. Анна при матери была всегда или молчалива, или раздраженно-зла, а съ мужемъ, напротивъ, всегда кроткая, даже какъ будто заискивающая, что совсмъ не было похоже на нее. Теперь она сидла молча, пристально глядя на Ферри… Пвецъ говорилъ все время съ Александрой Аркадьевной, сыпалъ комплименты, сомнительныя остроты, говорилъ о своемъ знакомств въ Петербург снисходительнымъ тономъ француза и все время лъ, беря по два раза почти вс блюда. Каждая острота, каждое слово приводили Боловцеву въ восхищеніе.

— Никсъ, вы слышали, — обратилась она черезъ столъ въ зятю, — m-г Ferri говоритъ, что Капуль поетъ не голосомъ, а руками.

— М-r Ферри остроуменъ, какъ всегда, — отвтилъ Николай Сергевичъ.

— О, какъ всегда! — съ умиленнымъ видомъ произнесла баронесса Корнфельдъ, уставивъ на пвца свои блые глаза.

— А Капуль говоритъ, что вы поете также не голосомъ, а больше глазами и лицомъ, — отдляя каждое слово, произнесла Анна.

— Oh!!… Est-elle m'echante cette petite?!…- отвтилъ смясь пвецъ, обращаясь къ Анн. Онъ какъ будто въ первый разъ увидалъ ее.

— Annette шутитъ, — поторопилась смягчить Александра Аркадьевна и сейчасъ же постаралась овладть вниманіемъ Ферри, начавъ разсказывать, какъ она слдила за нимъ въ донъ-Жуан, когда онъ шелъ подъ руку съ донной Анной и шепталъ ей что-то.

— Вдь он страшно глупы, эти дамы, — полупрезрительно замтилъ пвецъ.

— Неужели? — удивилась Боловцева.

— О, еще бы… — И Ферри началъ разсказывать разныя закулисныя сплетни, анекдоты, столкновенія, не щадя ни мужчинъ, ни женщинъ. Боловцева и Корнфельдъ съ жадностью слушали его.

— Я глубоко врю въ живучесть французской націи, — говорилъ между тмъ, на другомъ конц стола, молодой Боловцевъ.

Онъ былъ въ восторг отъ Франціи, зная ее по Парижу, и отъ французской націи, съ которой былъ знакомъ, главнымъ образомъ, по хорошенькимъ парижанкамъ и по гарсонамъ Биньона.

— Но старость все-таки беретъ свое, французская нація отжила свой вкъ, — горячился Виллье. — Я знаю по себ. Когда я былъ молодъ…

— Отдльный человкъ и нація — дло разное, — перебилъ его Никсъ.

— Несомннно, что мы идемъ подъ гору, — заговорилъ молчавшій до тхъ поръ аббатъ, — а рядомъ съ нами ростетъ и ростетъ громадное чудовище съ страшными зубами и острыми когтями… Чудовище это — сила Бисмарка, — обратился онъ кроткимъ тономъ наставника къ Анн, смотрвшей на него вопросительными глазами.

— Но если Германія еще долго продержится на той военной высот, на которую ее взгромоздилъ Бисмаркъ, — замтилъ сдержанно Никсъ, — страна должна неминуемо истощиться… Вы думаете дешево ей обходится этотъ страхъ, который Бисмаркъ наводитъ на сосдей?…

— А во Франціи… этотъ религіозный раздоръ… — началъ аббатъ.

— Ахъ, господа, какъ вы надодаете нашимъ милымъ хозяйкамъ! — поторопился перебить ее пвецъ, видя, что разговоръ начинаетъ принимать слишкомъ серьезный оттнокъ. — Все-таки французы — премилый народъ… Правда? — обратился онъ къ Боловцевой.

— Въ политик вашей а ничего не понимаю… А французовъ люблю очень, — отвтила ему съ легкимъ смущеніемъ Александра Аркадьевна.

— Maman, вы, конечно, замтили сегодня въ церкви туалетъ на графин Мери? — спросилъ Николай Сергевичъ.

— О, да! Вотъ безобразіе!… Она никогда не уметъ одться, — живо подхватила Александра Аркадьевна.

— И шляпу вдь какую надла, — продолжалъ Никсъ, — кибитку какую-то.

— Это вдь ваша знакомая, — обратилась Александра Аркадьевна къ Ферри, желая втянуть и его въ разговоръ. Но баритонъ затихъ. Онъ постоянно взглядывалъ на Анну, которая не ла и спокойно смотрла на окружающихъ.

— А вдь какъ серьезно молится, — продолжалъ Николай Сергевичъ, — точно и въ самомъ дл за тмъ пріхала.

— Но эти ногти, Боже, что за ногти!… Кто же обстригаетъ ногти лопатой?! — опять обратилась Александра Аркадьевна къ сосду. Она опять поймала его пристальный взглядъ на Анну. — Хотите, я вамъ предскажу что-то, — обратилась она полураздраженно къ Ферри.

— Пожалуйста, — отвтилъ ей пвецъ.

— Посл обда.

— Нтъ, пожалуйста, сейчасъ же… Неужели что-нибудь ужасное?…

— О, да, ужасное, — шутливо отвтила ему Александра Аркадьевна, довольная тмъ, что ей снова удалось завладть вниманіемъ красиваго баритона.

— Чмъ ужасне будущее, тмъ скоре хочется его знать.

— Для чего же?

— Да хоть бы для того, чтобы постараться предотвратить опасность, — все въ шутливомъ тон продолжалъ Ферри.

— Ну, нтъ, я вижу, что вы, какъ ночная бабочка, склонны летть на огонь, — кокетливо заглядывая ему въ глаза, цдила сквозь зубы Александра Аркадьевна.

Обдъ кончился.

За Александрой Аркадьевной шумно встало все общество.

— Я сію минуту только поправлю прическу, надну шляпу, — сказала m-me Боловцева, — и мы отправимся въ театръ. М-eur Ферри съ нами, разумется? — обратилась она къ французу.

— Merci. Съ удовольствіемъ…

Какъ только Боловцева ушла, Анна подозвала къ себ Ферри.

— Вы не знаете цыганскихъ псенъ? — спросила она его просто.

— Слышалъ въ Москв… О, это восторгъ!… Особенно одинъ романсъ… Не припомню теперь, — сказалъ пвецъ, потирая лобъ рукою.