С Барнаби Бракетом случилось ужасное

— Конечно, в городской одежде мы лезть на него не можем, — сказал Дэз и завел их в особую комнату, где им приготовили серо-синие спортивные костюмы, а также шапочки, свитера, ветровки и особые ботинки для лазания по мостам. Еще там лежали связки примечательных на вид тросов. — Нам нужно специальное обмундирование.

Они переоделись. Всем понравилась фантастическая новая амуниция, а девочки собрали волосы особыми резинками, которые им тоже выдали, чтобы волосы не лезли в лицо.

— Наверху бывает довольно ветрено, — сказал Дэз и счастливо рассмеялся, будто оказаться сдутым с моста в залив — великолепная шутка. — Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь упал, правда? Больше ни разу — вот мой девиз! Так, кто-нибудь из вас пил?

Дети недоуменно посмотрели друг на дружку, и Маркус Фут робко поднял руку.

— Я в автобусе выпил микстуру от сердца с черной смородиной, — волнуясь, признался он. — Но в туалет я уже сходил, если вас это беспокоит.

— А я четыре раза сходил, — выдал Стивен Хебден, который искал любой предлог, чтобы никуда не лезть.

— Да не газировку! — рассмеялся Дэз. — Грог! Мы не можем брать с собой на мост поддатых. Всем придется подышать в трубочку.

— Да ради всего святого, — вмешался мистер Пелфорд, опасаясь, что сам не пройдет тест на трезвость. — Им же по восемь лет.

— Таковы правила, старина, — сказал Дэз и заставил каждого ученика дунуть в трубочку, а сам посмотрел результаты. — Не могу никого туда пропустить без проверки, мне работа дороже.

Через десять минут все доказали, что они трезвы, к их костюмам сложным манером прицепили шнуры и тросы и всех вывели на железную лестницу. Едва Барнаби оказался снаружи, он начал взлетать — его немного удерживал только вес костюма и тросов. Но Дэз оказался проворным: схватил его за лодыжку и спустил на ступеньки.

— Ты куда это собрался, старина? — спросил он, удивленно глядя на мальчика.

— Я не виноват, — объяснил Барнаби. — Я летаю.

— Ну, это прям что-то с чем-то! — взревел Дэз. Он был из тех людей, кто не боится тех, кто от них отличается; такие ему скорее нравились. Выстраивая детей гуськом, он крепко держал Барнаби. Карабины на тросах у каждого он пристегнул к железной трубе, которая шла вдоль дорожки через весь мост.

— Знаете, вообще-то таких маленьких, как вы, на мост водить не положено, — сказал Дэз, когда все готовы были выступить в поход. — Но сегодня — день особенный.

— Это почему? — спросил Джордж Джоунз, мальчик, известный обильным испусканием газов; через минуту он эту свою репутацию только подтвердил.

— А просто так, старина. — Дэз подмигнул ему. — Считайте меня волшебником на мосту. Со временем все вам откроется.

Они начали взбираться. Поскольку Барнаби прицепили к самому мосту, он обнаружил, что может идти сам и никому не надо его держать.

— Ты теперь такой же, как мы все, — ухмыльнулся ему Филип Уэнслидейл.

— Да, — ответил Барнаби, так нахмурившись, что между бровей у него пролегла вертикальная складка. — Наверное, такой же.

Вот только при этом он очень удивился: быть как все ему не сильно понравилось. Как будто он притворяется кем-то другим.

Они шли наверх, и одна девочка, Джинни Дженкинз, попробовала бодро запеть «Вперед, прекрасная Австралия»,[8] но ее никто не поддержал, и после первого куплета она умолкла. Доналд Сатклифф и его смертельный враг Джеймс Карузерз, пристегнутые к трубе один за другим, завели беседу о своих собаках — у обоих были спаниели короля Карла II; они быстро забыли про все те жуткие вещи, которые много лет творили друг с другом, и между ними завязалась новая дружба. Кейти Линч, девочка прилежная, в уме декламировала стихи. Корнелиус Хейстингз, всем известный под кличкой «Корняшка», выглядывал за бортик, показывал на каждое здание в городе, ахал от изумления и твердил:

— Надо было фотоаппарат захватить, — снова и снова, пока Лиса Фаррагер, шедшая за ним следом, не пригрозила нанести ему какое-нибудь увечье.

Дилан Коттер считал ступеньки. Джин Кэвэно теребила себя за волосы. Энн Гриффин рассуждала, не убил ли ее сосед свою недавно усопшую жену; спустившись на землю, решила она, надо обязательно начать расследование.

В общем, поднимаясь на мост через Сиднейскую гавань, все были очень заняты.

Примерно через час дошли до самого верха и повернулись рассмотреть город, раскинувшийся под ними. Зрелище было необычайное. Вдали на зеленый луг где-то за городом спускался воздушный шар, и Барнаби различил в корзине две фигурки, прыгавшие от восторга. Под детьми с одной стороны Сиднея на другую неслись рядами машины, и шум от них заглушал вопли Стивена Хебдена и выхлопы Джорджа Джоунза. Направо видно было далеко — почти до острова Какаду, а когда Барнаби повернулся налево, сразу под ним оказались белая чешуя Оперного театра и паромы, что возят сиднейцев туда-сюда с Круглой набережной к разным заливам и бухтам.

Стоя на такой высоте, легко было поверить, что Сидней — действительно великолепнейший город на свете. Барнаби отлично понимал, что только глупый человек предпочтет жить в каком-нибудь другом месте.