С Барнаби Бракетом случилось ужасное

Почти неделя прошла, прежде чем журналистам и телевизионщикам надоело торчать перед домом Бракетов и они отправились досаждать кому-то другому. Все это время Элинор не осмеливалась и носа высунуть наружу. Она сидела, насупившись, дома, почти ни с кем не разговаривала, а ее злость на сына все больше росла. Элистер взял на несколько дней отгулы на работе, чего раньше никогда не делал, поскольку обычные люди, заявил он, даже никогда не болеют — они работают пять дней в неделю с девяти до пяти и за свою честную работу получают честную плату. Наконец мрачным вечером в четверг муж и жена собрались на кухне и закрыли за собой дверь. Генри и Мелани отправили по комнатам. Барнаби оставили парить под матрасом в гостиной. Даже Капитана У. Э. Джонза изгнали в сад, хотя он уже сделал все свои дела в укромном углу за яблоней и добавить к сделанному ему было нечего.

Разговор начала Элинор — сказала Элистеру, что недавно ей в голову пришла мысль. (Вообще-то мысль пришла ей в голову не совсем недавно; Элинор подумала об этом восемь лет назад в такси, когда возвращалась из роддома, но признаваться в этом ей не хотелось.)

Элистер счел, что мысль эта годная, и предложил пару улучшений.

Элинор на них согласилась и добавила несколько своих; от одного они решили отказаться — необязательно, мол, это будет только ради смеху.

Элистер выдвинул последнее предложение, и Элинор сбегала к кухонному буфету и проверила: самые острые ножницы по-прежнему лежали на месте.

— Они здесь, — сказала она, взяв их в руку. Закатное солнце, бившее в окно, заиграло на лезвиях удовлетворительно.

Так они и приняли это свое ужасное решение.

— Мы уверены? — спросила Элинор.

— Я уверен, если ты уверена, — ответил Элистер.

— Да, — решительно сказала Элинор. — Я уверена на все сто процентов.

— Пути назад у нас не будет, ты это понимаешь?

— Элистер, тут никто не виноват, кроме него самого. Вот ты разве устраивал своим родителям такой кошмар? А я?

— Значит, по рукам? — спросил Элистер, протягивая ей руку.

— Вряд ли, — ответила Элинор, не желая совершать такое банальное действие. — Мы же не преступники какие-нибудь.

Следующее утро настало взрывом солнечного света, и компания из шести красноглазых коэлей[9] принялась вить временные гнезда в саду у Бракетов — к большому неудовольствию Капитана У. Э. Джонза, который охранял свой участок с таким авторитетом, какого не видали со времен римских центурионов. Семейство, как обычно, собралось на кухне завтракать: дети бурлили, родители вели себя необычайно пришибленно.

— А Барнаби не переоделся в форму, — сказала Мелани, задрав к потолку голову. — Он что, сегодня не идет в школу?

— Сегодня — нет, дорогая моя, — ответила Элинор.

— Но ведь все журналисты уехали. У него мозги прокиснут, если он и дальше будет сидеть дома.

— Это нам решать, девушка, — промолвил Элистер. — А не тебе.

— И мы решили, — сказала Элинор, строго глядя на мужа. Она хотела убедиться наверняка, что нынче утром никто не смалодушничает. — Не правда ли?

— Да, — ответил Элистер. — Могу сказать с уверенностью, что это лучшее решение в моей жизни.

— Ну, это несколько чересчур, не думаешь? — спросила Мелани, удивленно глядя на папу. — Вы же просто разрешили Барнаби не ходить лишний день в школу.

— У меня в классе все считают, что Барнаби очень здоровский, — заметил Генри, беря еще один тост — седьмой за утро. Влезет ли до конца завтрака и восьмой? — думал он. — Им всем интересно, могу ли я тоже летать.

— Вот видишь? — торжествующе осведомилась Элинор. Она была довольна, что одно ее предсказание сбылось, хотя старшему сыну от этого могли быть только неприятности. — Они тебя обижают?

— Нет, конечно, — ответил тот. — В смысле, посмотри на меня, а? — Тут не поспоришь. Генри исполнилось пятнадцать, и он занимался множеством видов спорта. Маловероятно, чтобы кто-то из одноклассников попробовал его задирать. Даже весь джем, который он обычно ел, не мог бы размягчить ему столько мускулов. — Да и какое мне дело, если они считают, будто я умею летать, как Барнаби? Мне все равно, что другие думают.

— Это отнюдь не все равно, — произнес Элистер, с раздраженным вздохом отставив чашку кофе и беря в руки «Повесть о двух городах», — Барнаби уронил книжку, пришлось вставать и отдавать ему. — Как тебе понравится, если люди будут ходить и всем рассказывать, что ты… ну я не знаю… кусок швейцарского сыра? Или фигурный чайник? Когда это неправда?

Мелани прыснула. Ее явно развеселила мысль, что ее старший брат может оказаться швейцарским сыром или чайником. Даже Капитан У. Э. Джонз радостно загавкал, перевернулся на спину и победно замолотил в воздухе всеми четырьмя лапами.

— Пусть говорят что хотят, — сказал Генри, не обращая внимания на общий восторг. — Кто первый обзывается, тот сам так называется.

— Ты хочешь мне сказать, — начал Элистер, подаваясь вперед и глядя на старшего сына так, словно они плохо знакомы, — ты пытаешься на самом деле сказать мне, что тебе совсем не стыдно от того, что все твои друзья знают про этот ужас с твоим братом?

Генри на миг задумался.