С Корниловским конным

Выгрузившись из вагонов, с песнями идем в конном строе по очень тихонькому городку, пересекаем железнодорожный мост и неожиданно видим военные двухэтажные казармы. Входим в обширный двор. Вокруг него капитальные постройки казенного интендантского образца. Дивные конюшни и коновязи. Вместительная столовая. То оказались казармы 20-го драгунского Финляндского полка, где он стоял в мирное время. Но когда казаки вошли в казармы, — их удивлению и возмущению не было конца: в них был такой хаос, словно там прошла татарская орда... Все перевернуто, разбито и загажено. Железные солдатские кровати перевернуты, соломенные матрасы и подушки раскиданы. Оказывается, здесь стояла какая-то пехотная часть и, уходя, оставила «свой революционный след»...

Поставив лошадей в конюшнях и оставив свои седла и сумы на коновязи, сотни вычистили помещения, расставили кровати, выбили матрасы и подушки и лишь тогда разместились в казармах. Обширная с темным потолком, по-лумрачная столовая, пропитанная солдатскими щами и черным хлебом, видимо, ни разу не мытые столы и цементный пол за семь месяцев революции — отдавали кисло-противным запахом, от которого хотелось бежать немедленно. Вымыли и столовую. Казаки зло рычали на солдат за все это. Поистине — казаки были сделаны словно из другого теста.

Вильмондстранд расположен на берегу озера Сайма. Казармы были в северной части городка. Внизу, у самого берега залива, в сосновом лесу — находились офицерские флигели драгунского полка, с отдельным зданием полкового клуба. Здесь был полный порядок, ничего не испорчено, и в них разместились большинство офицеров только нашего полка.

Казарменная жизнь требовала известного воинского порядка, а в коннице — в особенности. Общий утренний подъем, чай, обед, ужин. Ежедневно три уборки лошадей с задачей корма. Все делалось по сигнальной трубе. И хотя теперь не было той прежней воинской чопорности и воинской дисциплины, но сама жизнь заставляла казаков исполнять все свои обязанности в известный час и всем вместе. И то, что у казаков были собственные строевые лошади, к которым они всегда относились заботливо, — усиливало порядок и послушание.

Ввиду перегруженности конницы в Русской армии — приказано образовать при штабе каждой дивизии по два пеших эскадрона. Но так как у казаков были свои собственные лошади, то обезлошадить две сотни, не зная, куда девать казачьих лошадей, — вопрос этот был разрешен в нашей дивизии компромиссно: сформировать две сотни пеших казаков номинально, вливая в них прибывающих казаков без лошадей.

Командиром пешего дивизиона был назначен нашего полка войсковой старшина И. Т. Бабаев, а командирами сотен — от 1-го Таманского полка его родной меньший брат, Георгиевский кавалер есаул В.Т. Бабаев и от нашего же полка, подъесаул Павел Бабаев.

Все Бабаевы были отличными офицерами, честными и серьезными людьми. Как люди умные — они яснее нас видели, что армия развалилась, почему и не стоит ломать мечей зря для ее немыслимого выздоровления. Мы их любили, острили над ними, но не зло, называя эту малочисленную часть — «бабаевский дивизион». Есаул Бабаев очень скоро поступил на ускоренные курсы академии Генерального штаба в Петрограде и совсем выбыл из дивизии. В общем, в жизни дивизии этот пеший дивизион был мертв.

Внутренняя жизнь полка

Корниловское выступление надломило полк. Всем было известно, с какою жестокостью и безнаказанностью в эти корниловские дни были убиты в Выборге командир 42-го Армейского корпуса генерал Орановский*, комендант Свеа-боргской крепости генерал Васильев и целый ряд других офицеров, кто попался под руку солдатской черни (и. д. начальника штаба дивизии Ю. В. Сербин* писал мне, что в Выборге было убито 80 офицеров).

Обо всем этом сообщалось в газетах, и казаки читали, как избитых офицеров солдаты бросали в море, а когда те цеплялись руками за берег, — добивали их прикладами там же... И главное — все это прошло совершенно безнаказанно. Для черни соблазн этот был очень велик и доступен тогда.

Положение было жуткое. Даже страшное! Но жить и служить Отечеству было надо, а следовательно, надо было и работать. У самого вокзала — обширный, ровный, чистый военный плац для занятий, хоть целой дивизии. Вокруг него — сосновый лес. Ближе к вокзалу стоит военная православная церковка. И вот — чтобы поддержать порядок в полку и занять умы казаков — решено ежедневно и накоротке, на этом плацу, производить несложные конные перестроения. После них — сотни весело и с песнями — возвращались в свои казармы. Это было совершенно не утомительно для казаков и отнимало у них два-три часа времени.

Солдаты местного гарнизона с ужасом смотрели на это и говорили некоторым казакам:

— Как это можно? И зачем делать строевые занятия теперь, в революцию, когда все должны свободно жить и дышать!