С Корниловским конным

Наша трагедия заключалась еще в том, что вся царская семья, постановлением Временного правительства, недавно и секретно вывезена в Сибирь и под усиленной охраной поселена в Тобольске. С нею был и наш августейший отрок-атаман. По событиям — была полная нелогичность праздновать этот день казакам. Празднуя его — мы показывали, проявляли полную свою контрреволюционность...

Но, несмотря на совершившуюся революцию, — казаки искренне ждали этот день, как торжественный праздник Войска.

Странно было то, что в полку было несколько человек, революцию как бы поддержавших, но и они совершенно не протестовали против празднования именно этого дня.

Мы, офицеры, ждали от солдат их революционного выступления. И подготовились: полк в походную православную военную церковку, что на плацу — прибыл в конном строе. Мы рассуждали так: короткий молебен произвести перед конным строем; это будет и нарядно, и оригинально, и занятно для казаков — для их ума и сердца. И если солдаты захотят выступить, — в конном строе казаков нельзя будет разъединить, а в случае сильной активности солдат — полк легко вывести из их толпы. Да и парад в конном строе интересен, неутомителен и короток. А иначе — пыли там, в пешем строе, обязательно «в ногу» и с подсчетом — «раз-два, раз-два», отчего казаки уже отвыкли за три года войны.

Исполнение плана вышло очень удачно. Шесть сотен казаков в седлах, с обнаженными головами, набожно крестясь, выслушали короткий молебен полкового священника отца Чуба, казака станицы Старощербиновской Ейского Отдела.

— На-кройсь! — негромко скомандовал командир полка полковник Косинов.

Перед строем полка выехал верхом командир нашей 1 -й бригады генерал-майор Филиппов, терский казак. Он был общителен, не женат, мог широко кутнуть. Казакам он нравился. Хорошо сидел в седле. В черкеске, при полном холодном вооружении, в высокой темно-серой каракулевой папахе, слегка сдвинутой набок, стоя перед полком, — он поздравил казаков с войсковым праздником и заклинал их не поддаваться никаким искушениям и быть до конца казаками. Его призыв «ура» за вольную Кубань — как нельзя был кстати. Он удивительно умно, сердечно и проникновенно говорил. Сухое смуглое лицо, закуренное ветрами, походами и табаком — говорило казакам, что их призывает к порядку свой боевой казак-генерал.

Парад. Развернутым строем, на широких рысях — сотни прошли перед генералом Филипповым и, с сознанием святости этого дня, без песен вернулись в свои казармы.

Полковой наш дедовский Георгиевский штандарт за Турецкую войну 1877-1878 гг., за взятие Деве-Бойнских позиций под Эрзерумом — возглавлял наш полк в эти дорогие и святые для полка моменты.

В сотнях обильный обед. В 4 часа дня начало призовой джигитовки. Военное поле запружено свободными от службы казаками, солдатами и финской публикой. Стоял теплый сухой осенний день. Издали, со стороны города, показалась конная группа до сотни казаков. Впереди полковой оркестр. За ним, развернутым строем, наездники. На правом их фланге громадный полковой флаг войскового цвета (алый) с крупными черными инициалами на нем «1К». В одношере-ножном строе наездников каждая сотня имеет свой сотенный цветной значок. С полковым — всего их семь. Это нарядно. Словно конная контрреволюционная манифестация.

Все казаки -— и полковой хор трубачей, и наездники — в серых черкесках, черных бешметах, все в белых папахах и при красных башлыках за плечами. То, что было нормальным в мирное время, теперь, в революционное время, показалось особенно красочным. Многотысячная толпа повернулась к приближающимся конным казакам и... замерла.

У офицерской палатки — командир полка, войсковые старшины Пучков и Маневский и все вахмистры сотен. Это полковая комиссия для оценки и награждения призами. И никаких комитетов. Джигитовка — это есть воинский конный спорт, и его оценивать могут только строевые казаки.

С маршем хора трубачей, пройдя толпу, наездники повернули кругом, выстроившись фронтом к ней. На правом фланге их — около 15 офицеров полка, во главе с 50-летним войсковым старшиной Калугиным. Маститый телом, с седою подстриженною бородкой по-черкесски — он представлял собою характерную фигуру старого кубанского офицерства.

Хор трубачей выстроился против офицерской палатки. Под марш «карьер»-джигитовка началась «с рубки лозы». На нее, первым номером, поскакал войсковой старшина Калугин. За ним остальные офицеры, в порядке старшинства чинов. Рубка лозы и уколы шара у офицеров прошли хорошо, но не отлично. За ними, первым номером от наездников — карьером выбросился из строя старший урядник Иван Яковлевич Назаров, бывший урядник Конвоя Его Величества. Он старый казак. Ему 39 лет. В полк прибыл с пополнением в Турцию, под Баязет, весной 1915 г. Танцор, наездник, песенник. Под ним гнедой кабардинец. К седлу «красный прибор», т. е. уздечка, пахвы, нагрудник — красного ремня. На ногах суконные ноговицы и мягкие чевяки.