Второе письмо было написано чётким писарским почерком и на верху листа имело гриф: «Копия». Копию эту сняли с послания её отца, направленного на имя графа Ливена в феврале 1808 года. В нём городничий Дуров просил войти в его положение и вернуть домой несчастную дочь его Надежду, служащую где-то в армии под именем Александра Соколова, дабы она «усладила его старость». На полях сей копии красовался кудрявый росчерк: «От государя императора. Оставить без внимания».
Не ждала Надежда от любезного и доброго батюшки ни поощрения за свой поступок, ни поздравлений по случаю производства в офицерский чин, как ему когда-то этого хотелось. Но рассчитывала она на прощение, на понимание. Ведь любил он её больше всех своих детей, сам выучил кавалерийским приёмам, знал её отношения с Василием Черновым, приютил их с сыном после бегства из Ирбита, как мог, защищал перед матерью. А теперь выходит, что не муж её злейший враг, но родной отец. Письма жалостливые пишет военному министру, не понимая, что её жизнь и судьба давно не в его отцовской власти, а в руках самодержца всероссийского.
Надежда ещё раз перечитала оба письма, расправила листы и сложила их вместе. Незачем корнету Александрову хранить такие разоблачения в своём походном сундуке. Не для того он слово давал царю Александру Благословенному и честью дворянина перед ним клялся. Медленно поднесла она письма к свече. Потом задумчиво смотрела, как огонь пожирает бумагу и пепел её осыпается на стол. Скоро в руках у Надежды остался клочок с чёрными буквами «От государя императора. Оставить без внимания». Она погасила пламя и осторожно спрятала эту обгорелую бумагу между страниц своей офицерской записной книжки.
5. «КАМПАМЕНТЫ»
В доме М*** всем мужчинам отвели
одну комнату; в ней поместились военные
и штатские, молодые и старые, женатые
и холостые. Я в качестве гусара должна была
быть с ними же; в числе гостей был один
комиссионер Плахута, трёхаршинного роста,
весельчак, остряк и большой охотник рассказывать
анекдоты. В множестве рассказываемых им
любопытных происшествий я имела удовольствие
слышать и собственную историю.
Красиво убрали свою эскадронную «улицу» в полковом лагере люди майора Павлищева! Шестнадцать белых парусиновых круглых палаток для рядовых с одной стороны и шестнадцать — с другой, а между ними отсыпано жёлтым речным песком довольно широкое пространство, то есть сама «улица». У палаток зелёным дёрном выложены номера взводов и вензеля взводных командиров. Все палатные колья вбиты на одинаковом расстоянии друг от друга и впереди образуют совершенно прямую линию.
Офицерские палатки стояли за солдатскими, и Надежда, откинув полог, поутру любовалась этой картиной. Лагерь спал, а она, засунув полотенце и свежую рубашку под мундир, уходила в лес за час до сигнала трубачей на побудку. В лесу по знакомой тропинке бежала то медленнее, то быстрее с полверсты к реке, по берегу поднималась выше по течению, где были густые заросли ракиты, там быстро раздевалась и бросалась в холодную воду.
За ночь река теряла свой летний жар. Чтобы согреться, Надежда плыла к другому берегу, делая большие энергичные гребки, и так же возвращалась обратно. Посмотрев по сторонам, она одним прыжком, как пантера, кидалась из воды в заросли, растиралась полотенцем и просовывала голову в ворот рубашки. Всё остальное было уже не так опасно. С летней парусиновой жилеткой-кирасой, походными рейтузами, мундиром, сапогами можно было так не спешить, а вдумчиво наворачивать на ноги холстяные портянки, завязывать на шее чёрный шёлковый платок, отыскивать пальцами одну за другой все пятнадцать круглых пуговиц и шнуровых петелек к ним на белом доломане из тонкого летнего сукна.
Прошло уже пять недель из шести, отведённых в 1808 году Мариупольскому полку на «кампаменты». Начинался август. Каждый день, пропустив всего несколько, когда ей выпало дежурство по полку и она была назначена командиром конного полевого караула, Надежда совершала эту пробежку и купание на рассвете и чувствовала себя все лучше и лучше.