С небес на землю, но только с тобой (СИ)

      Это низко, грязно и отвратительно, все именно так, как и привык Юрий. Но сейчас, у него словно поехала крыша. Глеб сам подавался к нему на встречу, стараясь углубить поцелуй, взгляд этот пьяный полуприкрытых глаз, тихие стоны, такие непривычно-искренние, и возбуждение, красноречиво упирающееся мужчине в бедро.

      Юрий слетел с катушек, от открытости, искренности и желания, пускай и искусственно созданного. Скользнув губами по шее, полностью улегся на парня, слыша его хриплый выдох. Ладони вовсю скользят по телу, то оглаживая, то до боли сжимая ставшую нестерпимо чувствительной кожу: бедра, живот, грудь, сдавить затвердевшие соски и снова по кругу, пока тело в твоих руках не начнется метаться, скуля и прося большего.

      Вещи в хаотичном беспорядке летят на пол, раскидавшись причудливым узором. Дыхание сбитое, почти сорванное, так сложно удержать грань дозволенного, не переступить через нее, не открыться навстречу.

      Глеб словно в пьяном бреду, не разбирает, что происходит, кто его ласкает, кто целует, один, а может быть несколько, потому что прикосновения ощущаются по всему телу. Ему все равно, есть лишь инстинкты и дикое желание их удовлетворить.

      Перевернув парня на живот и шлепнув по ягодице, наслаждаясь сладостным вскриком, вынуждает Глеба подняться на четвереньки и прогнуться в пояснице. Поцелуи вдоль позвоночника, чтобы запомнить, навсегда запечатлеть в памяти каждый изгиб, каждое прикосновение. Солоноватый вкус кожи кружит голову, глухие стоны сводят с ума, и уже не ясно, хочется причинить боль, или нет, просто хорошо, пускай и все не по настоящему.

      Спускается ниже, прикусив подтянутую ягодицу, перехватив поудобнее, чтобы не смог вырваться, сжать бедра, с силой, до синяков, чтобы быть точно уверенным, что это не сон, все наяву, что это Глеб стонет под ним, насаживается на скользкие пальцы, торопливо растягивающие до боли узкий проход. Понимание, такое явное и четкое, что у него никого не было все эти годы, что трахал его только Юрий, окончательно срывает планку и он, торопливо натянув презерватив, хотя так хотелось на живую, одним плавным, но уверенным движением входит на всю длину, захлебнувшись несдержанным криком, таким привычным, знакомым, черт…

      Мышцы плотно сжимают член, тесно обхватывая его со всех сторон, при каждом толчке поддаваясь давлению и растягиваясь. Это зрелище завораживает, но не так, как изгибающийся, словно кот, подающийся бедрами назад и насаживающийся до упора Глеб, такой прекрасный в минуты накатывающего оргазма и такой не живой, не настоящий, что становится горько.

      Страсть и безумие затопили небольшую слабо освещенную комнату. Два тела слились воедино, двигаясь в одном, известном лишь им двоим, ритме. Они ненавидели друг друга, но так искренне, что это вполне можно было назвать любовью.

      Шлепок по ягодице, за ним еще один, и еще, тяжелое дыхание смешивается с болезненными выдохами, сорванными хрипами и рычанием, не человека - зверя. Пот ручьями стекает с висков, вытягивая из двух полуобморочных тел последние силы и разум. Слишком концентрированное дыхание, дикие толчки, чередующиеся с ударами, не болезненными, скорее неприятными, но такими необходимыми, чтобы не заблудиться в переполняющих душу воспоминаниях.

      И хочется забыть, исчезнуть, раствориться, а не целовать эти губы искусанные, вкус которых невозможно забыть, не оставлять красные метки страсти, уже сейчас жалея, что они рано или поздно исчезнут, и не знать, что спустя пару часов все исчезнет: страсть, искренность, смирение; все растает как туман, со схлынувшим наркотическим опьянением. Поэтому сейчас можно брать все, зная, что тебя все равно не простят.

      Глеб так порочно стонет, совершенно не отдавая себе отчета, как красивая сломанная кукла, тающая в ненавистных руках. Таблетки не дают возможности кончить, и эта ужасно-сладкая пытка, со вкусом безумия и послевкусием ненависти, закончится и получится трезво вздохнуть, понять, что кошмар, так долго преследующий его в реальности, наступил, так нечестно затянув в свои сети, но сейчас толчки сменяются стонами, чьими именно уже не разобрать.

      Слезы текли по щекам бессознательного парня, пока Юрий с жадностью сжимал стройные бедра, оставляя на коже багровые пятна и, не сдерживаясь, вколачивался в такое горячее и соблазнительное тело, совершенно не замечая, что душа, да-да, именно она, плачет, вырываясь из пьяного сознания горючими слезами.

      Они кончили почти одновременно, доведя друг друга до изнеможения, и так же резко уснули, просто вырубились, отключившись, чтобы проснуться в суровейшей из реальностей, в настоящей жизни.