С.нежное сердце. Книга первая из четырёх

Пока обдумывал, как ответить, Роман и в самом деле представил, как Понятовский ведёт Валерия за ухо. Тот сопротивляется, упирается, кричит, а полковник такой «А ну цыц!» и тащит его дальше. Это заставило капитана улыбнуться вновь.

Немного помолчав и отпив чаю Анисин отставил кружку и скрестил пальцы на животе. Его лоб взбороздили морщины, а взгляд из хитрого опять стал глубоким. Роман поёрзал на месте; в повисшей тишине все слова, которыми хотелось ответить на мнимый упрёк, показались ему теперь ужасно дурацкими. Старик прав, а он ошибся. Роман поджал губы.

– Ничего… – утешил Анисин, будто читая его мысли. – Ещё наберёшься опыта.

И снова захотелось что-то в ответ сказать, но снова Роман смолчал – ему показалось, что прерывать раздумья старого следователя не стоит. Вон какой он серьёзный, прямо можно увидеть, как работает его мозг; в таком состоянии человека лучше не отвлекать: а ну как он до чего дельного дойдёт?..

И опять, словно вновь прочитав мысли гостя, Анисин шумно вздохнул и уставился на Романа, будто тот задал ему какую-то особенно каверзную дилемму.

– Знаешь, Ром… Вот что я думаю: этот так называемый Поэт – он ведь личность необычная. Даже по меркам маньяков, не находишь?..

Капитан двинул плечами:

– Если честно, мне сложно судить. Я всю жизнь занимался обыкновенными преступниками; мне мало, с чем сравнивать.

– Ну, тогда у нас есть только моя чуйка. – Анисин немного комично выгнул губы. – И она говорит мне, что наш враг – это человек непростой явно очень. С большой буквы. И определённо неглупый.

– Ну, это не новость… – Роман всё-таки взял кружку и сделал новый глоток. – Если бы он был дураком, то уже давно бы попался. А он сколько – лет шесть уже бесится?..

– Говоря «бесится» ты, Рома, подразумеваешь, что он как бы сходит с ума. – Анисин поглядел на гостя с лёгким неодобрением. – Но я бы так не стал говорить о нём ни в коем случае. Нет, – он помотал головой, – наш парень явно планировщик, и планировщик очень хороший. Не побоюсь высказать этого – с крепким умом и стальными нервами.

Несколько секунду Роман смотрел на Анисина с вопросом… и наконец всё-таки решился:

– Филипп Петрович… вы говорите о нём чуть ли не с восхищением. Разве так можно?..

К удивлению Романа Анисин вовсе не ответил ему взглядом, полным недоумения, раздражения или брезгливости. Старик лишь стал, если это возможно, ещё серьёзнее.

– С восхищением? Нет, Рома, это не так. Но таким как мы, следакам, должно быть просто воспрещено думать о преступниках, как о каких-то животных. Да, он чудовище. Но ведь он умён. Если ты будешь воспринимать его за бешеную собаку, то никого его не поймаешь. Лучше думать о нём, как о противнике в, скажем, шахматной партии. И постараться своим умом переиграть его ум. Мне это так видится.

Наступила краткое затишье. Роман обдумывал, чем бы таким ответить, но Анисин снова его опередил. Отставив чай старик развернулся к гостю всем корпусом и положил ладони на колени. Со взглядом, полным значительности, он заговорил:

– Вот что, Ром: если театралов в самом деле убивает Поэт, а на подражателя тут явно не тянет, то с нашей стороны будет естественно искать в его действиях закономерность. Нельзя же просто думать, что вот он убивает их, просто потому что он маньяк?.. Слишком уж, как ты верно отметил, с последними двумя убийствами крутые совпадения. Верно я рассуждаю?..

Птачек хотел кивнуть, но Анисин продолжил ещё резче и уверенней:

– Это первое! Второе: если три года назад, коли верить моему предположению, он перековался и перешёл с тех, кого можно убить легко и безнаказанно на тех, кто, скажем так, с грешком, то почему он не может сделать этого снова – снова перенацелиться?.. Или же… – Старик понизил голос, меж его бровей пролегла чёрточка, – или же он действует по-старому, но просто нашему любителю крови и поэзии известно про театралов что-то, чего пока ещё не известно нам.

Слова вырвались раньше, чем Роман успел их обдумать:

– Вот и я о том же, Филипп Петрович! Это же ведь так очевидно, разве нет?!

Анисин поморщился, будто услышал скрип металла по стеклу. Уголки его губ, однако, приподнялись.

– Тише, Ром, тише. Чего кричишь?.. Я ещё не совсем глухой.

Птачек понял, что как-то очень быстро перевозбудился.

– Извините, Филипп Петрович. Простите. Просто у меня накипело…

– Понимаю… – Анисин улыбнулся ещё шире, уже открыто. – Прекрасно тебя понимаю. Всё тот болван из головы не лезет?..

Роману показалось, что его упрекнули в личной неприязни, которая вредит общему. С напором, которого его ответ вовсе не заслуживал, он возразил:

– Филипп Петрович! Да мне плевать, что он там о себе воображает! Я ж про то, что он может быть во всём этом замешан!

Сказав это Роман понял, что вновь горячится, и горячится напрасно. Перед стариком ему стало неловко. На Анисина, впрочем, это не произвели эффекта никакого. Со спокойствием, с которым голубям в парке бросают крошки, он ответил: