С ними по-хорошему нельзя

— А чем он там занимается? — спросил Каллинен без особого интереса.

Диллон в шестой раз принялся рассказывать:

— Он стоял на посту у окна справа от стола, ко мне не повернулся. Только сказал: «Англичанка? Не знаю». Я искал в других комнатах. Никого.

— Это все? — спросил Келлехер.

— Может быть, она вернулась в туалет, — подсказал Галлэхер.

— Как же мы об этом не подумали?! — воскликнул Маккормак.

Они вскочили все разом (за исключением Каллинена, который стоял на посту) и встали по стойке «смирно».

— Не все сразу, — сказал Маккормак и посмотрел на Галлэхера.

— Есть, командир.

Галлэхер сделал несколько шагов и остановился.

— Неловко получается. Как я туда войду?

— Постарайся незаметно открыть дверь, — посоветовал ему Маккормак. — Только не стучи, это будет некорректно.

— Дверь-то мы высадили, — сказал О’Рурки. — И засов выбили.

— Так что? — неуверенно спросил Галлэхер.

— Пойду я, — заявил Диллон. — Я женщин не боюсь, в туалете или еще где. А ты отнесешь Кэффри паек. Ему одному, наверное, скучно.

— И сразу же назад, — сказал Маккормак.

— Я подожду, когда он вернется, — решил Галлэхер.

Он опять о чем-то задумался и выдал еще одно соображение:

— Может быть, она улизнула через сад Академии?

— Ты шутишь? — ответил О’Рурки. — Это невозможно.

— А британцы не могли подойти с той стороны? — спросил Келлехер.

— Это невозможно, — повторил О’Рурки.

— Почему? — снова спросил Келлехер.

— Потому что они слишком медлительны. Они подойдут с той стороны не раньше чем через неделю.

— Через неделю все будет уже кончено.

Бутылка уиски пошла по второму кругу.

Появился Диллон.

— Мне не повезло, — сказал он. — В сортире ее нет.

Галлэхер стал собирать для Кэффри паек: уиски, печенье и тушенка.

XLIII

Когда «Яростный» проходил мимо товарной станции Южной и Западной железной дороги, Маунткэттен сказал второму помощнику:

— Прелестный город Дублин: доки, газовый завод, товарные поезда, грязная речушка.

— Все это мы обстреливать как раз и не будем.

— Не думаю, что почтовое отделение на набережной Иден представляет собой архитектурный шедевр.

— Странное совпадение: именно там служит невеста Картрайта.

— Похоже, это его и беспокоит.

— Никто его не заставляет бомбить свою зазнобу.

— Нет, но он сделает это. Ради Короля.

При упоминании этой особы оба встали по стойке «смирно» и на несколько секунд замерли. Корабль, провожаемый взглядами толпящихся на набережной военных, гражданских и путешествующих, высаженных по причине железнодорожной неисправности, проходил перед вокзалом Норт-Уолл.

XLIV

Галлэхер распахнул дверь ногой. Кэффри повернул голову и сказал ему:

— Поставь все на стол и проваливай.

— Хорошо, Сиси, — пролепетал Галлэхер.

Он поставил все на стол и замер, не в силах отвести взор от Кэффри. Тот уже успел забыть о Галлэхере и вернулся к прерванному занятию. Занятие оказалось распластанной на столе девушкой с растрепанными волосами, задранной до пупа юбкой и вяло свисающими ногами. Галлэхер перевел взгляд со своего озабоченного соотечественника на выглядывающую из-под него часть женского тела, а именно длинную белую ляжку, на которой четко вырисовывалась линия подвязки. Ее обладательницей могла быть только она, почтовая барышня, обнаружившаяся столь неожиданно, сколь и горизонтально.

— Ты все еще здесь? — прорычал Кэффри.

Он был явно недоволен. Галлэхер вздрогнул. Он пролепетал: «Нет-нет, уже ухожу», — и попятился назад, не спуская глаз с гладкой молочной кожи молодой британки. А другая девчонка, та, которую подстрелили накануне и труп которой проплывает сейчас где-то возле Сэндимаута, внезапно подумал Галлэхер, все-таки какие красивые ножки у здешних почтовых девчушек. А эта подвязка, тень которой, узкая, подвижная, казалось, служила лишь для того, чтобы представить эту плоть еще более яркой, более нежной.

Прежде чем закрыть дверь, Галлэхер постарался последним взглядом вобрать в себя всю эту красоту и смежил веки, чтобы удержать изображение.

— Я мог бы и ей принести что-нибудь поесть? — робко предложил он.

Кэффри выругался.

Галлэхер закрыл дверь.

На экране своего внутреннего кинематографа он продолжал рассматривать сочные фосфоресцирующие формы англичанки и дополняющие их детали одежды: спущенные чулки, подвязки, высоко задранное платье. Он опять вспомнил о девушке, погибшей на тротуаре, и принялся судорожно молиться, дабы побороть искушение. Не мог же он уступить соблазну, удовлетворяя свою глубоко личную похоть. Он пришел сюда для того, чтобы освободить Ирландию, а не для того, чтобы взбалтывать свою спинномозговую жидкость. Прочитав двадцать раз «Ave Maria» и столько же раз «Во славу Иосифа», он почувствовал, что мышечно-поясничное напряжение постепенно спадает. Только тогда он начал спускаться по лестнице.

— Странный у тебя вид, — заметил Диллон.

— Заткнитесь! — яростно прошептал стоящий на посту Каллинен.

Его так и трясло от возбуждения.

— Все! Он здесь! Он здесь! Королевский флот!

XLV