С ними по-хорошему нельзя

Варнава ждал меня у выхода после урока и напомнил, что я просила его сводить меня в кино. Мы пошли смотреть «Нью-Йорк — Майами»[*]. Я следила за тем, чтобы не положить ему руку на ляжку. Со своей стороны, он, как мне показалось, пугливо забился в кресло. Потом он проводил меня домой. Мы почти ничего друг другу не сказали, лишь немного поговорили о кельтской филологии. Интересно, о чем он думал? Сегодня папа оказался более разговорчивым. Он рассказывал маме про Чикаго, бутлегеров, пулеметные очереди и про то, что еще бы чуть-чуть и он нашел бы коробок спичек, после чего смог бы сразу вернуться. Захватывающий рассказ. Но все это он адресовал маме, а нас словно и не замечал. На Бесс он тоже не обращает внимания. Она очень красивая и немного похожа на Мэйв, такая же худенькая. А я-то думала, что папа начнет ее козлячить. Вовсе нет. Он на нее даже не смотрит, что не мешает Бесс пребывать в состоянии перманентного ужаса.

1 февраля

Пусть не думает, что может проделывать это ежедневно. Сегодня под предлогом того, что прищемил себе палец щипцами для колки орехов (опять эти чертовы щипцы!), он вздумал разукрасить мне попу. Но теперь я уже знаю его силы и стиль нападения. Когда он захотел меня схватить, я бросилась к нему и заломала ему руку за спину приемом собственного изобретения, от которого он просто обалдел.

3 февраля

Папа ничего не может поделать со мной и оттягивается на Мэри.

На обед был хек. Мэри придумала его немного посолить (обычно мы посыпаем сахаром, по-английски). Это повергло папу в ярость, он набросился на Мэри и сурово ее наказал. Я внимательно наблюдала за процессом: самое интересное — изменение цвета кожи. Забавно, что зад — обычно белый, почти опаловый (я говорю о себе и Мэри) — на ваших глазах становится красным, как рак или помидор. А еще любопытно рассматривать выражение лица отшлепываемого. У Мэри выражение было более чем странным. Интересно знать, какая физия была у меня в тот день, когда шлепали меня.

Как только мы остались одни, Мэри закатила мне ужасную сцену. Я, видите ли, не пришла ей на помощь. Я, понимаете ли, — ложная сестра, вероломная сука и законченная стерва. Понемногу она успокоилась и заявила:

— Не хватало, чтобы наш дом превратился в дом генерала Дуракина. Если он проделает это еще раз, я уеду отсюда, на хер, до сдачи экзамена.

— Как ты будешь жить?

— С Джоном Томасом.

— Тебе придется выйти за него замуж.

— Ну и что с того?

— Вот именно: что с того?

Мы обе задумались. Я наблюдала за ее физиономией.

— Какой забавный эффект это производит, — сказала я.

— Что именно?

— Ну, шлепки по заднице.

— Да, действительно. Сейчас я не отказалась бы трахнуть какого-нибудь типа.

— Что ты сказала?

— Ах да. Ты же не понимаешь.

— Что я не понимаю?

— Все это.

— Что именно? Объясни.

— Любовные дела.

— О-ля-ля! — протянула я. — О-ля-ля!

Как будто «о-ля-ля» что-то означало... но что я могла ответить? И в самом деле, что я знаю о любовных делах, не считая того, что ими занимаются на четвереньках и они имеют какое-то отношение к размножению животных и растений?

Мэри не настаивала, она была, конечно же, уверена в своем тайном превосходстве, о котором я ничего не знала. Она вернулась к изначальной причине своей озабоченности:

— Слушай, Салли, обещай, что ты защитишь меня, если он снова ко мне полезет.

— Можешь на меня рассчитывать, Мэри.

Мэри задумалась.

— А если бы мы взяли его в оборот вдвоем? Ведь он слабее нас.

— И тогда бы уже мы его наказали.

Эта перспектива вызвала у нас улыбку.

4 февраля

Варнава отправил мне цветы, хоть и искусственные, поскольку сейчас зима, но все равно цветы. Он приложил к ним визитную карточку, бристоль, на котором гэльским шрифтом откаллиграфировал свою фамилию.

Странное дело получать цветы. Это случается со мной в первый раз. Мило, красноречиво и намекательно. Так сразу и думается о пестиках, пыльце и оплодотворении. Я долго держала их за стебли, прежде чем воткнуть в вазу.

Я очень тронута.

6 февраля

Как я и подозревала, папа дрейфит. Стоило мне резко поднять руку, чтобы достать чашку, которая стояла у него над головой, как он машинально закрылся локтем и тут же покраснел. Он больше ничего не говорит Мэри. Наверное, подслушал тогда наш разговор.

Тряпка.

12 февраля

На этой неделе два раза встречалась с Варнавой. Мы подолгу обсуждали будущее гэльского языка. Мы вместе повторяем уроки. Относимся друг к другу как хорошие товарищи, и наши кожи контактируются лишь для приветствия при встрече и прощании.

13 февраля

Воспользовавшись моим отсутствием, папа набросился на Мэри за то, что накануне она положила слишком много варенья на его форель. Отделал ее так, что она не может сесть.

Мэри — в ярости.

15 февраля