И в самом деле оказалось, что «все еще». Мэри успокоила меня на этот счет, хотя и поиздевалась. Я была вне себя от ярости. Ее превосходство, заключающееся в том, что она «больше не», вовсе не дает ей права строить из себя нечто.
Все эти дни бóльшую часть времени я проводила, проверяя, как Мэри вызубрила названия двадцати двух швейцарских кантонов, сорока двух английских графств, восьмидесяти парижских районов и тысячи двухсот филиппинских островов.
Должна отметить, что я целых два раза была у Падрика Богала; на уроках присутствовала Мадам с забинтованным носом, Мусью держался очень спокойно, а Мэйв довольствовалась обычными приветствиями: «Здравствуйте, сударыня... До свидания, сударыня».
Сегодня Мэри сдавала экзамен на почтовую служащую.
В ожидании ее возвращения, чтобы как-то заполнить время, мы с мамой пили пунш. Папа замкнулся в своей комнате и выделывал там непонятно что.
— Хоть бы она прошла, — машинально повторяла мама, — хоть бы она прошла.
— Особенно не надейся.
— Почему ты так говоришь?
Почему бы ей это не сказать?
— Если она пройдет и получит место, то уйдет из дома.
Мама ничего не ответила.
— И тебе будет грустно, — добавила я, решив, что она не поняла. — Она хочет уйти, как только сможет зарабатывать себе на жизнь. Она не хочет здесь оставаться. С этим.
Было слышно, как папа ходит туда-сюда по комнате Джоэла, как раз над нашими головами. И чем он там занимается?
— Он всегда был таким?
Мама подумала и ответила:
— Нет. Он очень изменился. Все из-за этой истории со спичками.
— А он не может пойти за другим коробком и освободить пространство?
— Замолчи, — прошептала мама.
Я продолжала:
— К счастью, он понял.
— Понял что, моя девочка?
— И наверняка из-за этого расстроился.
— Из-за чего, Салли?
— Что больше не сможет шлепать по нашим ягодицам, когда ему вздумается, — с раздражением пояснила я.
— Но ведь он продолжает шлепать.
— По твоим? — съязвила я.
— Нет, по ягодицам Мэри.
Я разинула рот от изумления.
— Не удивляйся, — продолжала мама. — Как только тебя нет, она умудряется схлопотать порку. В этом и папа и она сходятся как жулики на ярмарке.
Она вздохнула:
— Странная девушка. Я не понимаю ее потребности в нравственной дисциплине. Ну да ладно. Надеюсь, она пройдет по конкурсу.
Мэри вернулась с экзаменов очень довольная и уверенная. Теперь она должна ждать результатов. Я не смела поднять на нее глаза, не знала, что ей сказать. Ужин был тусклым. Папа, как обычно, не задал ни одного вопроса. Похоже, ему было по фигу, что Мэри будет делать, если станет почтовой служащей.
Очутившись со мной наедине в нашей комнате, Мэри спросила, что со мной:
— Ты какая-то странная сегодня, будто в котелке перекипело.
— Так ты собираешься уйти из дома, если начнешь работать?
— Разумеется.
— Почему?
— Я тебе уже говорила. Нет сил выносить патера. Меня от него корчит. Это не жизнь. Он не человек, а просто какое-то привидение.
Она добавила:
— Он все больше и больше меня пугает.
— А Джон Томас? Ты будешь жить с ним?
— Да. Мы уже решили. Мы поженимся. Рано или поздно.
Но я уже не верила в существование ее Джона Томаса.
— Значит, ты довольна, — рассеянно сказала я.
— Время у меня еще есть. Буду ждать результаты.
— Разумеется, — фальшиво согласилась я.
— Похоже, тебя это совсем не радует.
— Почему же?
— Ты от меня что-то скрываешь.
— А ты?
— Я? Что я могу от тебя скрывать?
Она посмотрела мне прямо в глаза:
— Не знаю.
— Я тебе рассказываю обо всем. Конечно, за исключением подробностей, которые такой девушке, как ты, было бы стыдно выслушивать и о которых узнают на собственном опыте. Но в остальном я тебе рассказываю обо всем. Ты мне не веришь?
— Верю, если ты так говоришь.
— Похоже, ты в этом сомневаешься?
Я промолчала. Она зарылась в простыни и закричала:
— Ты меня достала! Если твои амуры с Мэйв доводят тебя до такого состояния, то мне наплевать! Привет и спокойной ночи!
Вдруг непонятно почему я разрыдалась.
Мэри вскочила и обняла меня.
— Ну что ты, дуреха, что с тобой? Скажи, что с тобой случилось?
Я только икала.
— Из-за того, что ты все еще девственна и это тебя расстраивает?
— Нет, не из-за этого, — икнула я.
— Из-за того, что Мэйв относится к тебе плохо?
— Нет, не из-за этого, — икнула я.
— Из-за того, что ты предпочла бы интимничать не с женщиной, а с мужчиной?
— Нет, не из-за этого, — икнула я.
— Из-за того, что ты уже не девственна и боишься мне об этом сказать?
— Нет, не из-за этого, — икнула я.
— Из-за того, что я уйду из дома?
— Нет, не из-за этого, — икнула я.
Хотя мне становилось плохо от одной мысли о том, что скоро я останусь в этом тоскливом доме одна, меж зверем и простушкой.
— Тогда что? — спросила Мэри. — Объясни же. Может быть, из-за Варнавы? Ты давно ничего о нем не рассказывала. Что с ним случилось?
— У него свинка.
— Не из-за этого же ты плачешь?
Я рассмеялась сквозь слезы:
— Нет, конечно.
— Тогда что?
— То, что ты лицемерка.
— Я?
— Да, ты.
Я перестала плакать.
— Да, ты, ты, ты. Гадкая маленькая врунья. Я больше никогда не буду тебе верить.
— Господи, но что я такого сделала?
— Ты напрашиваешься на порку за моей спиной.