С ними по-хорошему нельзя

— Мы давно уже как следует не угощались, — отстраненно заметила миссис Килларни.

— А вы уверены, что папа согласен?

— Конечно.

— Ну ладно, тогда придем.

Мы осушили бутылку за предстоящее примирение, Саломее (дочери) даже предоставили право обмакнуть губы, и мы радостно простились, хотя Джоэл и взгрустнул из-за того, что мы уходим и он не сможет вместе с нами оприходовать другие бутылки, которые могла бы достать ловкая миссис Килларни.

Обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на отвратительную хижину, где размещался Джоэл, я подумала, по-прежнему ли он пишет стихи.

13 апреля

Я не так уж сильно ненавижу Мэри. Но все равно хотела бы, чтобы она получила свое место и ушла.

15 апреля

Варнава ждал меня после урока у Богала. Мэйв остается нечувствительной к моим любезным жестам; ничего не понимаю. Например, сегодня я хотела отметить поцелуем ее мраморный лоб. Она оттолкнула меня своей миловидной, но решительной рукой, что меня разозлило. Я искренне желала возобновить любезности, которые привели бы к тотальной осчастливленности. Но Мэйв явно этого не хочет, наверняка боится Богала или Мадам. Как бы там ни было, ее отказ меня разозлил. А тут еще этот Варнава.

— Ну что, — спросила я, — как ваша свинка?

— Я поправился, — ответил он, глупо ухмыляясь.

— Болезнь не слишком исказила ваше лицо, — заметила я, рассматривая его критическим оком.

Он покраснел.

— А вы, Салли, как вы?

— Не слишком деформировала вашу физиономию. А свинка, это болезненно?

— Ээ... Немного...

— А в чем она конкретно выражается?

— Болят... уши...

— Похвастаться, в общем, нечем.

— Нет... конечно...

— А как рефлексы?

— Я не очень вас понял. Меня не проверяли у психолога.

— Меня тоже, — отрезала я.

До чего же он меня раздражает, этот воздыхатель.

— Кстати, — сказала я, — как называется болезнь, когда уши шелушатся, а потом отпадают?

— Не знаю...

— Похоже, ваши уши уже начинают...

— Вы... Вы так считаете?

— Не считаю, а вижу. Во всяком случае, очень рада была с вами повидаться.

После чего я с ним распрощалась.

16 апреля

Сегодня утром я искренне пожелала, чтобы Мэри не сдала экзамен. Ни с того ни с сего. Просто возникла такая мысль.

Мое желание не осуществилось. Она прошла.

Как она рада. Естественно.

Теперь у нее не будет ежедневного отцовского наказания, зато будет Джон Томас на всю жизнь.

По ее словам.

Возможно, она еще пожалеет о ежедневном отцовском наказании. Ну, это ее дело.

Сегодня мне исполнилось девятнадцать лет.

Девятнадцать цветущих годков.

Уже пять часов вечера. Скоро начнется обалденный ужин по случаю моего дня рождения.

Я чувствую себя как-то странно.

Но не из-за праздника.

Не из-за чего.

Если какой-нибудь тип попал бы сейчас мне под руку, думаю, надрала бы ему уши. И шнибель. Нет, шнобель. До чего трудный этот французский язык.

Маленький розовый язычок Мэйв.

Рука Тима.

Шестеринка Варнавы.

Твердость статуй.

Ах, ностальгия, ностальгия!

Покрепче держись за поручень, говорю я себе. Держись за поручень.

17 апреля

Мы немного подождали братца, его сожительницу и их отпрыскунью; наконец они заявились, обрамляемые почти флуоресцентным этиловым ореолом. Джоэл с папой облобызались. Папа состроил благодушное рыло, вроде тех, что бывает у закоренелых предателей в низкопробных мелодрамах. Миссис Килларни была встречена почестями, а писклявый выкормыш получил свою порцию улыбчивых гримас. Мэри поздравили с успехом. Сияющая мама механически опустошала стаканы всех присутствующих. О моем дне рождения и не вспоминали.

Упразднив одним залпом и махом бутылку 45-градусного рикара, присланную М. Прелем и полученную как раз сегодня, мы устроились вокруг стола, и Бесс начала подавать ужин, который состоял (описываю сразу всю разблюдовку) из селедки в имбире (я ее обожаю), сала с капустой, стофунтовой головки сыра и пирога с морской капустой, украшенного девятнадцатью свечами.

Сначала разговор был неимоверно светский и невыносимо банальный.

— Ну и как, — спрашивала мама у миссис Килларни, — вы довольны моим петушком?

— Признаться, право, — отвечала миссис Килларни, — весьма пылкий, весьма пылкий. Женщину в моем возрасте это может и утомлять, черт возьми!

Пылкий для чего именно? Полировать пуговицы?

— А твой жених, — спрашивал Джоэл у Мэри, — ты довольна его услугами?

— Сиди и дрючь в своем углу, — благосклонно отвечала Мэри, — и не трепли ленточки малышки.

Дрючить что именно? Рукоятки для ножей?

Развеселившийся папа пытался заинтересовать меня разговорами на самые разные темы, как, например, классификация смертных казней в зависимости от географической долготы или безразличие кухарок к страданиям животных, предназначенных в пищу.

Вечер наверняка прошел бы нормально, то есть к двум часам ночи совершенно ухайдаканные папа и Джоэл рухнули бы со всего маху в объятья друг к другу с умиленными возгласами, итак, повторяю, вечер наверняка прошел бы нормально, если бы, на стадии сала с капустой, Джоэл не заметил присутствия Бесс.

— А ты все еще здесь? — внезапно гаркнул он.