Стать ловцом зверей — а я понимал, что Гагенбеку было важно заполучить живых карликовых бегемотов, — с этой мыслью я носился уже давно. Потребность зоологических садов в заморских животных возрастала, число ловцов зверей было невелико, а среди покупателей Гагенбек бесспорно занимал первое место.
Ловить зверей и доставлять их в Европу — на словах это куда проще, чем на деле. Когда меня спрашивали, как мне удалось доставить слоненка Джумбо из глубин Африки к побережью, я уклончиво отвечал:
— Он бежал за мной, как собачонка за своим хозяином.
К чему было набивать себе цену и рассказывать о всех уловках и трюках, к которым пришлось прибегнуть, чтобы выманить «ребенка» из девственного леса?
Я понимал, что для того чтобы стать ловцом зверей недостаточно быть охотником. Кто хочет переместить животное из природной среды в заморский зоопарк, не подвергая его жизнь опасности, тот должен знать повадки зверей, уметь ухаживать за ними и даже лечить их. Само собой разумеется, что при самом тщательном уходе потери неизбежны.
Все это было хорошо известно мне, а еще лучше Гагенбеку. И если он доверял мне, то как мог я сомневаться в своих силах?
Заставляло задуматься другое обстоятельство. Сорок лет назад владелец «Нью-Йорк геральд» послал в Африку корреспондента Генри Мортона Стэнли с указанием: «Найдите Ливингстона» — путешественника, давно пропавшего без вести в глубине материка. Посылая меня на поиски бесследно исчезнувшего зверя, Гагенбек не случайно перефразировал указание, которое Беннет дал Стэнли.
В 1841 году американский врач Мортон обнаружил череп неизвестного зверя, который был классифицирован в соответствии с данными пауки и вошел в зоологию под названием
И вот этого-то зверя мне нужно было найти, поймать и доставить в Европу…
Я решился на предприятие, которому все, кто знал Африку, предрекали неудачу. Но оно давало возможность проявить себя, а в случае успеха приблизило бы осуществление моей юношеской мечты.
«Могилой белого человека» прозвали Либерию. Еще по пути туда на пароходе «Камерун» я наслушался пугающих рассказов об этой стране. Однако действительность оказалась совсем иной.
Я полюбил Либерию в тот самый миг, когда вступил на ее берег. Где еще в Африке 1911 года таможенники, идя навстречу путешественнику, стали бы в воскресный день производить осмотр его багажа? К тому же в Монровии все мои личные вещи были пропущены без пошлины, как только я заявил, что не везу с собой ничего, подлежащего обложению. Уже на следующий день все снаряжение, включая оружие и боеприпасы, было доставлено ко мне на квартиру.
В какой другой стране иностранному исследователю разрешили бы путешествовать без соблюдения каких-либо формальностей? Я впоследствии несколько раз бывал в Либерии, за это время там сменилось три президента. Все они проявляли личный интерес к моим экспедициям и выдавали письменные удостоверения, на основании которых я мог в любое время и в любой обстановке рассчитывать на поддержку местных властей.
Как и во всех больших городах Африки, в Монровии существовал европейский клуб. Число лиц, приезжавших в столицу Либерии из заморских стран, было невелико, и каждый новый посетитель мог быть уверен, что еще до появления в клубе он уже служил темой для разговоров. Поэтому я нисколько не удивился, что меня там «знали» как охотника на слонов. И конечно, мне тут же задали вопрос:
— Сколько же слонов вы застрелили?
— Шестьдесят три, — сообщил я. Цифра была точной, так как я записывал в дневнике всю свою охотничью добычу — в общей сложности около 800 голов крупной дичи.
— Обманщик! — прозвучало в ответ. Такая характеристика, казалось бы, находилась в полном противоречии с овацией, которой было встречено мое появление. Я отхлебнул добрый глоток виски из своего бокала.
— Чего вы прибедняетесь? — произнес другой завсегдатай клуба. Не успел я возразить, как он продолжал — Вам не повезло! Вчера здесь был капитан X. Он, правда, незнаком с вами лично, но много о вас слышал. В Восточной Африке вы считались браконьером. Почему? Да потому, что ваша охотничья добыча так велика, что вы не смогли бы ее настрелять только вне заповедников. Не станете же вы отрицать, что лишь в одной Восточной Африке уложили больше ста слонов?
Я не стал отрицать. Я был даже горд тем, что моя слава мифического охотника достигла клуба в Монровии, где она могла принести мне только пользу, во всяком случае не вред. К тому же отрицание обошлось бы мне еще дороже. И я подтвердил то, что рассказывал обо мне капитан X.
Несколько дней спустя в клубе пил виски капитан У. Мне он был известен не больше, чем его коллега X.