С палаткой по Африке

— На случай, если ты сомневаешься: там, где длинный хвост, перед, — прошептал я.

Мак совершенно спокойно помахал рукой. На сей раз я не сдвинулся с места; ведь я понимал, что друг занят только слоном. Мак показал пальцем сначала на свой лоб, потом на мой. И в тот же миг громко и пронзительно свистнул. Я вздрогнул, слон, как по команде, стремительно повернулся, поднял хобот…

Но уже прогремел выстрел. Колосс упал, пораженный в самый мозжечок.

Честно признаюсь: я не только нервничал, но и боялся. Моя дерзость по отношению к Маку была лишь средством не обнаружить свой страх. Почти все охотники, которых я знал, тоже испытывали страх, когда решался вопрос: «он или я». Макнейл — один из тех немногих, кому это чувство было неведомо. У него, казалось, не было нервов.

Нет ничего более жуткого, чем охота в траве вышиной с дом. Однажды мы с Маком преследовали слона, который уже немалое время вел нас по зеленому лабиринту. Мы имели дело с одиночкой; он, вероятно, давно уже учуял нас, а потому идти по следу надо было с величайшей осторожностью, все время имея в виду, что он может неожиданно ринуться на нас сбоку. Преследование по травяному туннелю, пахнущему слоном, да еще в палящий зной, при необходимости прислушиваться ко всему, что происходит спереди и сзади, справа и слева, порождает, мягко говоря, желание, чтобы дичь — даже такая крупная, как этот самец, — убралась куда-нибудь подальше.

Силы мои совершенно иссякли.

— Мак, — сказал я, — с меня хватит. Эта бестия водит нас за нос… мне не по себе.

Мак взглянул на меня.

— Ты прав. Если боишься, никакого толку не будет. Мне тоже не по себе.

Я знал, что это неправда. Он просто хотел подбодрить меня. Не проронив ни слова, Мак повесил винтовку за спину и повернул обратно, не глядя больше по сторонам и даже не оборачиваясь.

* * *

Среди участников нашего похода через нынешнюю Танганьику самым важным лицом был, однако, не Макнейл, а его слуга Филиппо-хранивший наши общие сокровища. Он тоже был из племени бавемба, как егерь Лонгома — самый верный товарищ, какой был у меня в Африке.

Филиппо заведовал нашей кассой. Бухгалтерия была максимально простой. Из большой сумки брали серебряные рупии[33], до тех пор пока она не пустела. После этого приходилось снова «настреливать» слоновую кость. Я убежден, что наш казначей ни разу не потратил на свои нужды хоть одну рупию.

Несколько дней мы наслаждались теми удовольствиями, которые мог предоставить нам Дар-эс-Салам — столица Германской Восточной Африки; скудными были эти развлечения, хотя сам по себе город, почти столь же европейский, как и африканский, был неплохой.

Уже через восемь дней Филиппо сообщил о неприятном факте: его сумка, как и наши карманы, была пуста. Надо признаться, мы «жили» значительно шире своих возможностей.

В Дар-эс-Саламе мне прислали исполнительный лист на сумму в 2 тысячи рупий. Я почувствовал себя так, словно меня ударили по голове. Выяснилось, что должником является мой друг Хемминг, я же несу ответственность как поручитель. Между тем я никогда за Хемминга не ручался.

В то время в Африке существовал обычай брать в кредит не только предметы первой необходимости, но и продукты, еду в ресторане и напитки в баре. Счета оплачивались в конце месяца. Хемминг сделал много покупок, но не смог за них расплатиться. Я же представил своего друга владельцу фактории, где имел обыкновение сбывать слоновую кость, и на вопрос о кредитоспособности нового клиента ответил, что это мои компаньон. Вот торговец и вспомнил об этом заявлении.

Я еще раньше рассорился с кредитором Хемминга из-за того, что он слишком низко оценил принесенную мной слоновую кость, и теперь отказался платить по исполнительному листу. Тогда истец прислал ко мне в гостиницу судебного исполнителя. Все это начало меня забавлять. Имуществом, пригодным для описи, я не располагал, если не считать Джумбо — моего друга из джунглей, который потом так прославился в Европе.

Читатели моих книг знают, что Джумбо был молодой слон. Я поймал его в области ньям-ньям, к северу от обширной равнины Уссангу, и так приручил к себе, что мне удалось заставить его из девственного леса последовать за нами в Морогоро. В то время слон находился в Дар-эс-Саламе. Местные жители хорошо знали его по проказам в садах и на рынке.

Итак, Джумбо описали. На кусок картона наклеили изображение кукушки, которая и в колониальных владениях Германии была символом ареста, наложенного на имущество. Привязанное к хвосту слоненка, это изображение вызывало всеобщее любопытство и смех, причем люди как с белой, так и с черной кожей единодушно были на моей стороне.

* * *

Близился к концу 1909 год. Уже восемь лет я жил в Африке, причем больше половины этого времени провел в дебрях, вдали от всякой цивилизации. Я вступил в тридцатый год жизни.