— Убит! — воскликнул белый. — Селемани убит. Я уложил самого знаменитого слона Восточной Африки.
Уверенный в добыче, он бросился со своими спутниками к лежавшему в густом кустарнике исполину. За ними с винтовкой господина в руках медленно следовал старый африканец. Он один ие радовался.
Путь к бивням браконьеру пришлось прокладывать при помощи ножа, до того густо сплелись ветви и ползучие растения в том месте, где пала его жертва. С жадным нетерпением, стремясь поскорее заполучить «белое золото», он рубил направо и налево. Первое, что он увидел, было ухмыляющееся лицо старика-африканца, несшего его винтовку. Тот указывал на два бивня, весившие фунтов тридцать каждый, не более.
— Божья воля, — невозмутимо произнес африканец. — Селемани не слон, это сам черт, и его никогда не одолеть охотнику.
Когда слоны сблизились, все внимание охотников поглотила забелевшая на фоне лесной зелени слоновая кость. В полутьме они не заметили, как «раб» передвинулся и оказался перед своим господином. Капела принял на себя пули, предназначавшиеся Селемани. Он умер за него.
Ярость «подонка из Европы» была бессильна что-либо изменить. В распоряжении его африканских спутников оказалась гора ньяма, то есть мяса и жира, которыми они решили немедленно полакомиться. Из ветвей и листьев африканцы быстро соорудили навесы над тушей, разожгли костры, и вот уже в горшках варились первые сочные куски мяса.
А Селемани был жив…
Когда упал его друг, он только на несколько мгновений оцепенел, прислушиваясь к его хрипу. Быстро сообразив, что верному слуге уже ничем не помочь, старый слон отошел не более как на тысячу шагов.
Там он и стоял неподвижно, устремив взгляд на след, который оставил. Он поднял уши, чтобы не упустить ни одного звука. Хобот его все время двигался, втягивая воздух. Селемани был готов к бою с теми, кто последует за ним. При малейшем признаке приближения людей он бы перешел в бешеную атаку. Но все было тихо.
Когда наступила ночь, Селемани медленно тронулся в путь. Шаг за шагом шел он назад, по собственному следу, все время останавливаясь, прислушиваясь, принюхиваясь. Подойдя к лагерю на расстояние примерно 500 метров, он почувствовал запах ненавистного огня и ненавистного человека. Костры тлели, один африканец храпел, другой, объевшись мясом, стонал, нигде не было видно часовых. Селемани неслышно подобрался ближе.
До лагеря оставалось еще метров двадцать, когда ненависть и гнев взяли верх над осторожностью, приобретенной за несколько десятилетий. Громко затрубив, старый слон бросился на маленькое скопление шалашей, сокрушая все вокруг.
Первым на его пути оказался шалаш, где спал «подонок из Европы». Не успел вскочивший в ужасе браконьер схватиться за винтовку, как был уже растоптан передними ногами разъяренного великана. Африканцы воспользовались э~……«ясным мгновением и попрятались, а Селемани тем временем хоботом разносил шалаши. В одном из них он обнаружил останки своего верного товарища. Селемани поднял хобот, и в тишине ночи раздался леденящий душу крик смертельно обиженного животного.
Несколько минут спустя древний Селемани вернулся в чащу и в одиночестве направился к одному из тех неприступных ущелий, куда за ним не решался следовать ни один человек.
Испуганно визжали гиены, громко бранились павианы. Так же как много лег спустя в последнюю ночь, проведенную нами в заповеднике у озера Амбосели, где мне пришлось дать ответ па вопрос племянницы: «Кто такой или что такое Селемани?»
Плотные тучи затянули небо. На землю упали первые капли дождя, на горизонте засверкали зарницы. Где-то вдали, в направлении Найроби, уже шел дождь.
Если начнется сезон дождей, то даже вездеход не сможет проложить себе путь через жидкую грязь. Меня охватило беспокойство. Рано утром я дал указание подготовить обе наши машины к немедленному отъезду. Затем поспешил в канцелярию и спросил метеоролога-африканца о прогнозе погоды.
— Боже мой, вы еще здесь? — вскричал он так, словно перед ним появился призрак. — Проехать можно только по дороге на Намангу, все остальные пути, ведущие в направлении Найроби, уже затоплены.
Между тем в нашем лагере собирались завтракать.
— Отставить! — сказал я, не обращая внимания на непонимающие взгляды моих спутников. — Едем немедленно!
Я сел за руль мерседеса.
Грозовые тучи заволокли небо. На одной из дорог висел щит с надписью: «Путь для проезда в сезон дождей». Ночью здесь тоже прошел сильный дождь, но почва жадно всосала влагу, и только местами остались небольшие лужи, неопасные для опытного водителя.
Достигнув главного шоссе, мы вздохнули свободно и покатили в Намангу, где находится развилка дорог: одна из них ведет в Танганьику, другая к нашей цели — Найроби. Антилопы и жирафы, стоявшие у обочин, служили живым подтверждением того, что Кения все еще изобилует зверями.
В Найроби выяснилось, что «Азия», шедшая из Бомбея, сможет доставить нас в Геную.