С птицей на голове

Глаза Марфы Ивановны обычно никли долу и грустили, если же она их подымала, то всегда как-то удивленно, а на уголках губ появлялась задумчивая улыбка. Круглые щеки, маленький носик и даже лоб покрыты были ласковым пушком, который придавал чертам Марфы Ивановны особую нежность. Маленькие изящные руки всегда были аккуратно сложены перед собой замочком, сидела она или стояла. Всей своей внешностью она как будто смущалась от очарования, производимого ею на людей, как бы оправдываясь, что она тут ни при чем — она не виновна в том, что даровано ей свыше, в этом нет никакой ее особой заслуги, чтобы ею восхищались. И при всей этой невероятной скромности и внутренней тишине в фигуре ее присутствовала царственная осанка — подчеркнутая небольшим росточком вместе с высокой грудью и длинными, пышными, когда они бывали распущены, шелковистыми волосами, — что особенно привораживало глаз и изумляло всякого.

И когда пришло время, юной красавице разыскали жениха: не из простых — а дворянского происхождения, и выдали драгоценность за него замуж. Супруг Марфы Ивановны оказался моложе отца ее всего на несколько лет. Волосы его посеребрила седина, а некогда голубые глаза поблекли; ростом он был высок, а телом очень худ, но жилист; лицо его всегда выражало благородство, при этом взгляд устремлен к небесам или же внутрь себя, даже когда дворянин разговаривал с кем-нибудь, правда — только не с Марфой Ивановной, заполучить расположение которой он стремился изо всех сил. Тогда усталый взор его преображался и наполнялся вниманием. И Марфа Ивановна прониклась самыми восторженными чувствами к своему мужу; кстати, она влюбилась в него изначально, еще не зная его, уже тогда, когда родители рассказали ей про намечавшегося жениха; но, увидев его впервые, полюбила еще более — за то, что он носил очки в серебряной оправе; а потом, когда глядела, как он читает книги, — особенно обожала его.

Для Марфы Ивановны, так и не ходившей в школу и оставшейся безграмотной, все связанное с непостижимым ей печатным словом вызывало благоговейное поклонение, и она, чтобы служить мужу интересной собеседницей, пожелала все-таки научиться читать. Муж ее нанял учителя, который несколько раз в неделю появлялся в усадьбе недалеко от Гробова и давал молодой хозяйке уроки. Но грамота давалась бедняжке с таким трудом, что после трех лет упорных занятий Марфа Ивановна не могла различить, где в газете верх, а где низ, если в ней не было фотографий. В конце концов отчаявшийся учитель отказался давать великовозрастной ученице уроки, осмелившись пошутить, что в Гробове ходят слухи о его романе с Марфой Ивановной, которые действительно начали распространяться… Тем не менее, несмотря на неудачу, наичувствительнейшую для молодой женщины, Марфа Ивановна едва огорчилась, так как обильные слезы по этому поводу были выплаканы в детстве, а может, просто потому, что была счастлива.

После этой конфузии Марфа Ивановна усерднее стала заниматься хозяйством, которое у мужа ее оказалось немалое, и благоговела все более перед ставшими ей дорогими сединами… Ничто, казалось, не предвещало беды. Но в те времена по лесам бродили разбойники. Однажды они заявились на усадьбу в праздничный день, когда работники разошлись по семьям, вывели дворянина из дома и на глазах юной жены застрелили.

Как только бандиты скрылись в лесу, бедная Марфа Ивановна, оставшись одна с мертвецом, ужаснулась и побежала прочь, не оглядываясь, а яркий солнечный день показался ей ночью: солнце над головой испускало таинственный свет, как луна. Молодая женщина к этому времени находилась в положении, и в дороге у нее начались жуткие боли в животе, с каждым приступом все невероятнее. Когда она выбежала на большую дорогу, ведущую в Гробово, ей стало легче: и вдруг солнечный свет явился ее взору, и, услышав звон колокольчиков, Марфа Ивановна оглянулась и увидела приближающегося к ней городского извозчика, может быть, впервые катившего в Гробово. В коляске сидел огромный человек, и по мере того, как извозчик подъезжал к Марфе Ивановне, она узнавала в коляске полузабытого соседа Георгия, в сюртуке и в цилиндре — возвращающегося из Америки, и вот! — лицо его преобразилось: он узнал ее. Тут несчастная охнула, и села на землю, и затрещала песком на зубах, схватилась руками за шевелящееся внутри нее и закричала так, что Георгий Афанасьевич почувствовал в своем возвращении ужас: от этого крика волосы поднялись у него под цилиндром и мир для «американца» почернел, как серебро. Марфа Ивановна только ощутила сильные руки, которые ее подняли, а затем — струи свистящего воздуха, что овевали ее горячее лицо. Появившийся было вслед еще один извозчик, которого успела заметить Марфа Ивановна, раздваивался в ее глазах, полных слез, и в коляске один сосед Ксенофонт сидел, а другой Ксенофонт стоял, и — исчезли за облаками пыли…

3