С волками жить

– В блокгаузе все спокойно?

Она изложила свой ежедневный рапорт: учет по номерам, ущерб, кражи, последние известия развертывающегося кризиса стирки, утаив информацию о том, что она подозревает Чери в краже туалетной бумаги из кладовой, а Тэда, мальчика из бассейна, в том, что он посыпает ей чай хлоркой. Глянула на его руки и с облегчением увидела, что в них нет свежих страниц, с какими он зачастую несся к ней, чтоб сбивчиво прочесть, а она считала невозможным не терять их нити, поскольку слышала уже столько вариантов этого чертова фильма, что давно сбилась со следов какого бы то ни было скудного сюжета, который ему удалось состряпать из своих многочисленных страхов и заблуждений.

– Должен сознаться, – признался Эмори, – пока шел сюда, у меня точно было предчувствие, что сегодня тот самый день, когда я открою дверь, а вас нет.

– Ну, мистер Чейс, вам же известно, что я никуда не денусь без заблаговременного уведомления.

Эмори рассмеялся.

– А вы наверняка знаете, что я – денусь.

Эта беседа о том, чтобы все бросить (кто первым узнает, что другой сбежал), была той игрой, какой миссис Файф развлекала его и саму себя. Вести о его печально известном сценарии она выслушивала по меньшей мере последние пять лет, и возможность того, что он вскорости увидит свет дня, не говоря уже о свете киноэкрана, была примерно таковой же, как и для нее – с ревом умчать прочь на «Хонде Аккорде» с набитым чемоданом, что в ожидании пролежал в багажнике почти целое десятилетие. Подлинная же шутка, которой Эмори не знал, сводилась к тому, что ни чемодан, ни одежда в нем не были ее, а принадлежали мистеру Файфу, а туда, куда отправился он, никакой багаж не требовался.

К кирпичам над ее письменным столом, однако, приклеено было единственное украшение этого спартанского обиталища – громадный туристский плакат равнины Солсбери, знаменитые трилиты, до которых и двадцати километров не было от той деревеньки, где она родилась и куда однажды и впрямь вернется. Она дожидалась знака. Тогда поймет.

– Вчера я получила письмо от Филипа, – сказала она.

– Наконец-то ручку нашел, а? Где он?

– В Неаполе. Затем его судно переходит в Гибралтар, я думаю. Где-то в этом месяце. Ему нравится. На этом командиры приятнее. Я б его не отпустила, будь война, но в той части света никогда нельзя быть уверенным.

– Нет. И в этой тоже.

Вдруг она отвернулась, нагнувшись над порядком у себя на столе, чтобы сделать аккуратную пометку на верхней странице своего планшета. На поясе у нее висела массивная связка ключей, позвякивая при каждом движении тела. Филип был ее старшим сыном – отправился поглядеть мир благодаря любезности ВМФ США вместо того, чтобы разглядывать внутренности тюрьмы Прохладного Ручья. Хороший, по сути, мальчик, которому недостает хорошего занятия. С мальчишками, часто думал Эмори, он бы знал, как справиться. Это вот развитые не по годам девчонки совершенно сводят его с ума.

– Я только вспомнила, – произнесла миссис Файф. – Нам поступила еще одна жалоба на запах в номере 23, поэтому я подумала, не прогонит ли Фингерз там еще раз «Рагмастер».

– Что ж, – вздохнул Эмори, – во всех номерах одна и та же история. Столько замков, столько ключей. Верчу в голове мысль, не рекламировать ли нам особый для самоубийц, полцены, еда от заведения и все необходимые пластиковые мешки и чехлы от пыли. Один сегрегированный номер. Как для курильщиков. Раздумываете, Не Выписаться Ли Насовсем? Так Вписывайтесь К Нам.

– Гораздо страшнее то, – сказала миссис Файф, – что я могу вообразить, что вы это действительно делаете.

– Я человек страшный, миссис Файф. Знаете, почему действие моего сценария не в «Желтой птице» – это место, в конце концов, мне знакомо лучше всех, его я рассматривал под десятками разных углов? Где я видел себя мэром небольшого городка, начальником над сравнительно небуйным тюремным населением, капитаном судна, разумеется, а само здание – живое нечто и постояльцы, прибывающие и убывающие, – просто грани одной громадной личности, у которой я – мозг, а некая добродушная экономка – сострадательное сердце. У нас чарующие персонажи, романтическая любовь, драма и возможности для секса, много секса. Но мне никогда не удавалось поддержать в себе интерес дольше чем на несколько страниц, потому что втайне я убежден, что Хичкок о мотельном бизнесе сказал все, что там коммерчески есть сказать[59].

– А что он сказал?

– Неважно. – На миг лицо его, казалось, претерпело перемену размера, почти неуловимое сокращение. Он оглянулся, затем спросил: – Лорина в последнее время не заходила к вам поговорить?

– Да нет, мне казалось, она болеет.

– Она ж не парализована.

– Нет, я не говорила… Как у миссис Чейс дела?

– Держится. Знаете, этот вирус тут везде бродит. У нас для них тут просто вокзал. Удивительно, что мы все постоянно не болеем.

– Боюсь, я не видела миссис Чейс уже много дней.

– Ну, ей нельзя далеко от уборной отходить. Но послушайте, если ей случится сюда забрести, спросить у вас какого-нибудь совета, вы же дадите мне знать, правда?

– Разумеется, мистер Чейс.

– Вот и умница.