Читаем С волками жить полностью

Счастливая пара сочинила себе собственные обеты: она отчетливо декламировала по памяти голосом, загустевшим от чувства, о своей пылкой верности этому чужаку с востока, больше ей не чужому, человеку необычному, заслуживающему больше счастья, нежели она способна подарить, но тем не менее он точно обретет в ее обществе, покуда способна она дышать, преимущество дома, здравое управление финансами и всю любовь, какая ему когда-либо понадобится – безвозмездно, – а он запинчивым ритмом читал по тексту, накорябанному его дрожащей рукой на листке с шапкой гостиницы, клянясь посвятить свою силу яростной защите их непрекращающегося блаженства, обещая почитать ту снежиночную неповторимость, какой была Кара, лелеять совершеннейшую неподкупность ее мотыльковой души.

Они обменялись своими «да», преподобный Мэхони разразился надрывным кашлем, огни бросились гоняться друг за другом по стенам со все большей скоростью, скрытые громкоговорители завибрировали от звукоусиленной натуги темы из «Запретной планеты»[99]. Когда молодожены поцеловались, помещение пробило электрическим зарядом – гениталии всех присутствующих осветились кратким розоватым сиянием.

Новобрачная была в экстазе.

– Сегодня утром я встала еще Карой Лэмм, – гордо объявила она, – а вечером лягу спать миссис Том Хэнной. Ни одна другая женщина во всей стране не может такого утверждать. – Чудесное цветение у нее на лице, обновленные щеки, яркие, как плоть сырых лепестков, печатка ритуала, вдавленная в живую плоть так, чтобы все отмечали и сразу же понимали оживляющую власть церемонии, повторение правильного слова и жеста открыло контур в проходе времени, пробу вечности в тургоре сердца.

Органистка сегодняшнего вечера миссис Билли Хардуик, двоюродная бабушка Никки и наперсница ее детских лет, заплакала – но, с другой стороны, плакала она на каждой свадьбе, а их она посетила несколько тысяч.

Том перед уходом выразительно поцеловал каждую женщину в часовне, включая Джесси, просунув ей в рот чуть неожиданного языка, рука легчайше поблудила ей по заднице.

– Тошнотина, – объявила Никки, радуясь, что они ушли.

– Сколько ты им дашь? – спросила Джесси.

– Смеешься, что ли? В той игре, которую ведет эта женщина, нет шансов. Там, куда она движется, нет победителей. Мистер Облом. Ей еще повезет, если на ней рубашка останется.

Час спустя, когда заря выстраивала драный мир за ее окном по стойке смирно, Джесси, прилежно стирая обычное вечернее скопление мазков и отпечатков со стеклянных витрин, обнаружила пропавшие кольца – с полдюжины или около того самых дорогих: «Золотой ливень», «Райская птица», «Хрустально-синий экстаз», «Огненный венец». Ей хотелось ошибиться, выяснить, что она их куда-то не туда положила, обсчиталась в своем по сути взаимозаменяемом ассортименте, но тут же поняла, что никакое количество беспочвенных мечтаний, проверок, перепроверок полок не способно будет стереть упрямого факта утраты, пялящегося на нее с издевательски пустых ячеек в лотках с драгоценностями. Этого никак не избежать. Ее ограбили. Нужно сообщить Никки.

Вышло скверно.

Никки уставилась на улики так, словно неразбавленной воли ее было достаточно для того, чтобы физические предметы материализовались вновь.

– Папка весь на говно изойдет, – сказала она.

– Прости.

Она посмотрела на Джесси так, словно та была очень юным ребенком и очень ее разочаровала.

– Как ты могла?

– Как я могла что? – Голос у Джесси повышался на каждом слоге. – Ты себя ведешь так, словно я сама эти чертовы камешки сперла.

– Кто это сделал? Профессор и Мэри-Энн[100] – та отвратительная парочка, что друг от дружки никак отлипнуть не могла?

– Женщину звали Кара. Только она перебирала кольца.

– Очевидно, работают бригадой. Ее задача была – тебя отвлекать.

Они переглянулись длительно, со взаимным негодованием.

– Ты на что это намекаешь? Я эти долбаные кольца каждый вечер показываю десяткам пар. Их мог прихватить кто угодно. Кто же знает, сколько их уже тут нет? И, честно говоря, мне не нравится общий тон твоих замечаний. Если ты намерена меня допрашивать, давай позовем сюда настоящих легавых.

– Прекрасная мысль. Папка будет так доволен, если сюда нанесет визит официальный патруль. Помнишь, что было, когда Родриго помял лимузин?

– Он меня уволит? – недоверчиво спросила Джесси.

– Зачем останавливаться на этом? Я тебя в это дело втянула. Нет, мы просто забудем обо всем этом мелком происшествии и сделаем вид, будто ничего не случилось. – Она принялась так перекладывать оставшиеся драгоценности, чтобы нехватка оказалась не так заметна.

– Я заплачу за пропавший товар. Можешь вычитать из моего ежемесячного чека.

– По-моему, я больше не желаю это обсуждать, – сказала Никки и резко поспешила прочь из помещения.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Диско 2000
Диско 2000

«Диско 2000» — антология культовой прозы, действие которой происходит 31 декабря 2000 г. Атмосфера тотального сумасшествия, связанного с наступлением так называемого «миллениума», успешно микшируется с осознанием культуры апокалипсиса. Любопытный гибрид между хипстерской «дорожной» прозой и литературой движения экстази/эйсид хауса конца девяностых. Дуглас Коупленд, Нил Стефенсон, Поппи З. Брайт, Роберт Антон Уилсон, Дуглас Рашкофф, Николас Блинко — уже знакомые русскому читателю авторы предстают в компании других, не менее известных и авторитетных в молодежной среде писателей.Этот сборник коротких рассказов — своего рода эксклюзивные X-файлы, завернутые в бумагу для психоделических самокруток, раскрывающие кошмар, который давным-давно уже наступил, и понимание этого, сопротивление этому даже не вопрос времени, он в самой физиологии человека.

Дуглас Рашкофф , Николас Блинко , Николас Блинкоу , Пол Ди Филиппо , Поппи З. Брайт , Роберт Антон Уилсон , Стив Айлетт , Хелен Мид , Чарли Холл

Фантастика / Проза / Контркультура / Киберпанк / Научная Фантастика