С вождями и без них

В отделе у консультантской группы было довольно жесткое противостояние с "комсомолятами". Андропов на партийных собраниях избегал становиться на позиции одной из этих групп. После того как Брежнев окончательно взял верх над Шелепиным, убрал со всех более или менее значимых постов его сторонников, самого "задвинул" на второстепенный участок, потом вовсе вывел из руководства, его бывшие соратники лишились былого задора и все это противостояние постепенно сошло на нет. А с ним и неприязнь, которая была между нами. С Володей Поповым и Леней Мосиным у меня установились дружеские отношения, продолжавшиеся и после того, как оба ушли из отдела - первый в заместители министра культуры, второй - в заместители председателя Госкино. Это был не единственный на моем веку пример того, как не принципиальные различия в политических взглядах, а "кучкование" вокруг тех или иных деятелей настраивает на враждебный лад людей, у которых нет для этого никаких оснований. С тех пор я зарекался принимать на веру чьи-то "науськивания" и питать неприязнь к кому-то лишь на том основании, что, по слухам, он "чей-то человек".

Но тогда, насколько мы опасались "железного Шурика" (такая кличка закрепилась за ним в партаппарате), настолько же большие надежды связывали с Леонидом Ильичом. В нем видели прямого продолжателя раннего Хрущева, который не позволит окончательно утратить не слишком значительные, но все еще ощутимые следы XX съезда, и в то же время исправит ошибки и благоглупости, которые нагородил Никита Сергеевич, "идя с ярмарки". Разумеется, в немалой мере эти ожидания подкреплялись тем, что новый генсек и его помощники с первых своих шагов привлекли к написанию политических заявлений и документов Андропова и нашу консультантскую группу. В октябре мы почти безвылазно просидели в кабинетах помощников на пятом этаже, работая над докладом Брежнева на Торжественном заседании в Кремле 6 ноября 1964 года.

Важно не то, что мы и другие соавторы этого документа старались в него вложить, а то, что новое руководство сочло возможным там оставить и прокламировать в качестве своей политической линии. Так, с явным намеком в адрес Хрущева цитировался Ленин: "У нас ужасно много охотников перестраивать на всяческий лад, и от этих перестроек получается такое бедствие, что я большего бедствия в своей жизни и не знал"*. Вслед за этим говорилось о необходимости осуществлять меры по совершенствованию руководства народным хозяйством, делая это "осмотрительно, без суеты и поспешности"**. Здесь же содержалась похвала XX съезду и доброе слово в адрес интеллигенции с обещанием выдвигать лучших специалистов на руководящую работу. Обращаясь к миру, новый генсек заявил о готовности покончить с ядерным оружием, "да и со всяким оружием, если на это пойдут другие государства". Он предлагал поощрять подсобные хозяйства, делать упор на принципах материальной и моральной заинтересованности, продолжить строительство жилья и т. д.

За этой "декларацией о намерениях" быстро последовали конкретные меры. Ноябрьский пленум ЦК 64-го года принял решение об объединении промышленных и сельских областных и краевых парторганизаций, устранив хаос, возникший из-за их неожиданного разделения. На пленуме 24 марта 65-го года были снижены недосягаемые планы производства сельхозпродукции; вводилась твердая норма для республик и областей, но разрешалось свободно продавать то, что произведено сверх нее; повышалась надбавка к закупочной цене на пшеницу и рожь (на 50%); списывалась задолженность колхозов. Чуть позже, 8 мая 65-го года, в докладе по случаю 20-летия Победы Сталин упоминался без критики, но "подтверждалась решимость последовательно осуществлять генеральную линию, выраженную в решениях XX и ХХII съездов, в Программе КПСС"*. Наконец, на пленуме 29 сентября 65-го года фактически провозглашалась программа экономической реформы в промышленности - улучшение планирования и управления, стимулирование производства. На первый план хозяйственной деятельности выдвигались хозрасчет, использование таких категорий, как цена, прибыль, кредит.

Вся эта скучная политико-экономическая материя 40-летней давности мало кого интересует. Даже профессиональные историки судят о времени Брежнева, за которым прочно закрепилось понятие "застойного", совсем по другим показателям и приметам. Но ведь никуда не уйдешь от того, что и у этого упадка было неплохое начало. Продолжи тогда сравнительно не старый, еще полный энергии генсек начатый курс, своего рода русский вариант дэнсяопиновских реформ, вполне возможно, что сейчас мы жили бы в Советском Союзе, не уступающем по мощи и благоденствию другим развитым странам мира.