С вождями и без них

- А на мой взгляд, это перевернутая логика. Вы ведь лучше меня знаете, что если, не дай бог, вспыхнет война, она не ограничится танковыми и артиллерийскими баталиями, как это было, когда мы с вами воевали. Неизбежно в ход будет пущено ядерное оружие. Раз так - значение малых армий, не имеющих на вооружении ракет с ядерными боеголовками, будет ничтожно. Если же все-таки обойдется без этого, нет никаких гарантий, что, скажем, те же венгры будут беспрекословно выполнять приказы нашего штаба, не захотят остаться нейтральными или даже перейти на сторону Запада, чтобы отомстить за 1956 год. Сильно сомневаюсь я и в том, что гэдээровские немцы захотят воевать со своими кровными родственниками на стороне России. Так не разумнее ли не подталкивать наших союзников к милитаризации экономики, а, напротив, сказать им: мы гарантируем вашу безопасность, а вы можете вполовину или в три раза сократить свои военные расходы и часть высвободившихся средств внести в качестве своего вклада в коллективную оборону содружества?

- Они на это не пойдут. Каждому государству хочется иметь свою собственную армию.

- Я и не говорю, что им надо вовсе отказаться от своих вооруженных сил. Речь только о том, чтобы не было непосильного военного бремени. Вы ведь знаете, в странах ОВД военные расходы на душу населения в два, а то и в три раза выше, чем на Западе.

- Что же, наша ноша еще тяжелее.

- Верно. И об этом стоит подумать. Но, в конце концов, это наша ноша. Мы супердержава. А они-то почему должны страдать?

- Социалистический интернационализм, - улыбнулся Сергей Федорович.

- Нам выгодно избавить друзей от лишних военных расходов. Это позволило бы повысить жизненный уровень, значит, и притягательность социализма. Ведь факт, что в ГДР население живет в полтора-два раза хуже, чем рядом, в ФРГ, а армию республика содержит такую, что могла бы завоевать пол-Европы. Ну и в Чехословакии то же самое. В Польше...

- А куда в таком случае денем оружие, которое сейчас продаем им? - спросил маршал.

- А зачем его производить в таких количествах? - ответил я вопросом на вопрос.

- А затем, что мы ценой огромных усилий и жертв создали первоклассные заводы, не уступающие американским. Так что же, прикажете оставить их без работы или перейти на производство кастрюль? Нет. Это все утопии.

- А вы верите, что ядерная война неизбежна?

- Не знаю. Но если ее и удастся избежать, то как раз благодаря тому, что мы не будем уступать Западу в силе. В этом я как начальник Генерального штаба и вижу свою задачу.

Целостное "военно-промышленное мышление" глубоко укоренилось в нашей военной среде, как и в директорском корпусе. И называть этот альянс ВПК или как-то иначе, он, как раковая опухоль, засел в нашем государственном организме, пустив метастазы буквально во все сферы жизни - в экономику, быт, нравы, литературу, искусство и обыденное сознание. Ну а в формальном плане последние сомнения рассеял у меня не кто иной, как Дмитрий Федорович Устинов.

Само назначение этого крупного организатора военного производства министром обороны олицетворяло как бы унию армии и индустрии вооружений. Симпатичный, открытый, общительный человек, он не чурался при случае и, так сказать, общетеоретических проблем. Однажды, во время перекура между двумя заседаниями, на мой вопрос, есть ли у нас ВПК, подумал и ответил:

- Конечно, в чистом виде. А как его еще иначе назвать? Думаю, это связано с нынешним уровнем развития боевой техники. Знаешь, раньше не столько от оружия зависело дело, сколько от силы, смелости, умения солдата. А теперь, пожалуй, наоборот. Кнопки нажимать - не хитрое дело.

Из всех задач, которые выпали на долю перестройки, самой сложной была демилитаризация страны. Сразу же следует сказать, что она ни в коем случае не мыслилась Горбачевым как тотальное саморазоружение, рассчитанное на то, что воодушевленный нашим примером Запад по-христиански ответит тем же. Будучи по убеждениям, как принято теперь говорить, "государственником", он вовсе не намерен был лишать Советский Союз военной мощи, а хотел только привести ее в соответствие с разумными целями и возможностями. В этом смысле его вполне устраивали принятая ОВД еще при Брежневе и Андропове доктрина оборонительной достаточности: "расходовать на оборону ровно столько, сколько нужно, и ни копейки больше", готовность разоружаться на равной основе с Западом при постоянном сохранении достигнутого стратегического паритета.