С вождями и без них

Под занавес, где-то часов в 11 вечера, вспомнили о вице-президенте. Примаков предложил Яковлева. Я возразил: предстоят выборы, на них надо идти с выгодной комбинацией. Оптимальный выбор - Назарбаев. Человек энергичный, не будет довеском, в политическом плане крупная фигура. Страна у нас евроазиатская.

Михаил Сергеевич слушал нас, сам больше отмалчивался. Явно не хотел обижать Яковлева, портить с ним отношения, но и брать его в "вице" не был расположен.

Долгое "сидение" продолжалось 25-го. Теперь уже к нам присоединились по приглашению Горбачева Собчак, Кудрявцев, председатель Верховного Суда Смоленцев, генеральный прокурор Трубин. Последний не без смущения сказал, что придется вызвать президента в качестве свидетеля. Михаил Сергеевич пожал плечами:

- Охотно дам показания. Правда, предпочел бы для экономии времени встретиться со следователем здесь.

На сей раз обсуждали главным образом политическую обстановку. А она предельно обострилась. Вокруг здания ЦК на Старой площади собралась огромная толпа. Точнее, была собрана, без организации здесь явно не обошлось. Очевидно, какой-то штаб в Белом доме приказал штурмовать твердыни прежнего режима, как три четверти века назад из Смольного отдали приказ "брать" Зимний дворец. Ссылаясь на распоряжение президента, "комиссары" начали опечатывать комнаты, не обошли и кабинет генсека на пятом этаже. Второй подъезд, через который мы обычно ходили, был закрыт, и мне пришлось выбираться через двери, которые выходят во двор и использовались обычно только членами партийного руководства. Весь участок улицы Куйбышева до Кремля был запружен народом, я и мои сотрудники шли как сквозь строй.

Но публика была настроена миролюбиво. Неожиданно ко мне пробрались журналисты с Московского радио и итальянского ТВ, попросили прокомментировать события. Демонстранты нас обступили и это своеобразное уличное интервью прошло под их реплики. Спрашивали, что было в Форосе, куда пойдет дело дальше, чем занят Горбачев.

С большим трудом пришлось вызволять в последующие дни свою библиотеку и личные вещи. Черняеву, задержавшемуся до вечера, пришлось выбираться по подземному переходу из ЦК в Кремль, о котором ни он, ни я за годы работы в аппарате и слыхом ни слыхивали.

Самый тревожный эпизод, когда, казалось, толпа сорвется на погромы, произошел на Лубянке, где стащили с пьедестала памятник Дзержинскому. Видимо, в "штабе" недооценили опасность возбуждения страстей. На каждого сознательного демократа сразу же нашлось несколько люмпенов, преступников, любителей покуражиться и просто зевак, не упускающих шанса безнаказанно пошуметь. Дело могло принять худой оборот, и только после разговора Горбачева с Ельциным активистам Демроссии была отдана команда поумерить революционный пыл.

Зная о настроениях среди части депутатов Верховного Совета России, некоторые из нас не советовали президенту идти на сессию. Но он возразил, что труса праздновать не станет, бояться нечего, надо все разъяснить, и люди поймут. К сожалению, сбылись худшие опасения. Его перебивали выкриками и оскорбительными репликами, издевательски смеялись, а Президент России, нарочито игнорируя предостережение Горбачева, стоявшего на трибуне, подписал в Президиуме Указ о запрете КПСС. В тот момент стало окончательно ясно, что великодушия от своего соперника Михаилу Сергеевичу не дождаться, будет делаться все, чтобы его унизить и добить.

Так завершилась самая горячая послеавгустовская пора. Тогда все было предрешено. Оставшиеся до финала четыре месяца были заполнены отчаянными, увы, бесплодными попытками спасти Союз.

Уже 27-го утром Горбачев вызвал меня по селектору:

- Георгий, ты занимаешься Союзным договором?

- Мне и в голову не приходило, - откровенно ответил я.

- Ну так вот, берись и не медли.

- А вы уверены, что удастся возобновить все это, по крайней мере в ближайшее время?

- Уверен не уверен - не тот разговор. Будем сидеть сложа руки, окончательно все проиграем. Страну растащат к чертовой матери.

- Но ведь обстановка совсем не та. Республики захотят урвать побольше прав.

- Конечно, а мы, со своей стороны, должны им объяснить, что без Союза ни одна из них не выживет. Даже Россия. Всем будет плохо. Кое-что можно поправить, но все-таки держись ближе к согласованному тексту. Соберитесь в ближайшие дни с Ревенко, Кудрявцевым и дайте мне предложения.

На этом он отключился, и уже на следующий день у меня собралась рабочая группа, участники которой не разделяли оптимизма шефа. Все мы отдавали себе отчет, что отныне политическая погода в стране все меньше зависит от Кремля и все больше от Белого дома. В этих условиях было малопродуктивно браться за дело, не попытавшись выяснить намерений Ельцина и его команды. Как они теперь относятся к самой идее заключения нового Союзного договора, что предпримут, не воспользуются ли ситуацией, чтобы вовсе поставить на Союзе крест, о чем мечтали чуть ли не с самого начала?