Сабля князя Пожарского

— Потом — как вошли в Москву, я — к крестной. Она рассказала: моя, как я ушел, сговорилась с человеком, он обещал ее и Парашеньку из Москвы увезти и спрятать, а за то ему — дочку в жены. Она и согласилась. Он слово сдержал… Да не такого мужа я бы дочке пожелал. Он уж в годах. Да и нравом крут. Дочка меня потом нашла, плакалась на плохое житье, а как быть? Уж не развенчаешь!

— Не посчастливилось тебе, Ермолай Степанович. А теперь слушай. Ты нам надобен. Сдается, на Москве остались литвины. Может, иной живет честно, образумился. А иной в Смуту задружился с казацкими шайками, вместе с ними на больших дорогах обозы грабил, теперь же вроде сидит тихо, а сам с теми налетчиками до сих пор дружбу водит. И среди налетчиков есть литвины, сам понимаешь. Ермолай Степанович, ты человек опытный, догадаешься, как оставшихся на Москве литвинов искать? — спросил Чекмай.

— Иного по выговору признать можно. Я их наслушался. Иного — даже по зазнайству. Они это гонором зовут, кричат: мы-де русская шляхта! А иного — у бабы. Они ж тут себе полюбовниц завели. И я про то кое-что знаю.

— Точно… — пробормотал Чекмай. — Княже, он прав. После войны мужиков стало куда как меньше, и бабы за них цепляются, им наплевать, литвин, немец или арап.

— Так, — согласился князь. — Ермолай Степанович, коли хочешь послужить государю, так вот тебе служба — отыскивать тех литвинов, что остались на Москве, все про них вызнавать, но себя ничем не оказывать.

— Желаю, — отвечал Ермачко. — И могу.

— Так. С сего дня ты на моей службе. Соседям, родне, кумовьям про то знать незачем, — сказал князь. — Отправляешься в поиск. На Ивановской скажешь… Чекмай, что бы там лучше соврать?

— Решил о душе подумать и пошел трудником в мужскую обитель, — сразу придумал Чекмай. — Обители после Смуты еще не опомнились, руки там надобны. Может, и впрямь Ермолай Степанович со временем станет иноком.

— Я думал об этом… — неуверенно отвечал Ермачко. — Внуки мои далеко, я их только раза два видел. Тварь негодная — при дочке, не пропадет.

— Будь осторожен. У тебя оружие есть? — спросил князь. — Коли нет — дадим.

— Нож бы хороший не помешал, — деловито сказал Ермачко. — Засапожник-то у меня есть, а мне бы булатное чингалище, я такое видывал. С ним как-то вроде вернее…

— Губа не дура! — Чекмай рассмеялся. — Чингалище будет, у нас такого добра довольно.

Ермачка Смирного оставили ночевать на княжьем дворе — ночью на московских улицах все еще неспокойно. На следующий день его снарядили, и он ушел в поиск. Сговорились так: коли что нужное разведает, оставит грамотку на имя служителя Оружейной палаты Глеба Гусакова у тамошнего сторожа. Лишний раз ему на Лубянке у княжьего двора мельтешить незачем. А место встречи — тот кабак, где Ермачко толковал с Чекмаем, время — как народ к вечерней службе потянется.

Помолившись и поев, князь, Чекмай и Гаврила взялись разбирать приказные столбцы. Нашлись в общих кучах и совсем старые — Гаврила опознал подпись покойного деда на оборотной стороне, в месте склейки. Потом у князя не на шутку разболелась голова, и он пошел прилечь.

Улов был неплохой — челобитные, в которых живописались подвиги Мишуты Сусла и наконец-то в сказках Земского приказа появилось описание его внешности: ростом невысок, в плечах дивно широк, на левой руке недостает двух пальцев, каких именно — неведомо. Челобитную принял Дорошко Супрыга, причем недавно. Все к тому шло, что нужно искать Супрыгу, который явно знал более, чем в столбцах написано.

— А вот, глянь, дядька Чекмай! Баба поминается, вдова Федорка Антипова дочеришка, Ивановская женишка. И неспроста она в челобитную попала. Погоди… Ее допрашивали, какого человека она видела… не признала… для чего тогда в столбцах поминается? И видела у себя на дворе, и соседи то ж говорят… А, вот! Видела, что на левой руке двух пальцев недостает! Выходит, это она видела! Как же он к ней на двор забрел?

— Может статься, награбленное к ней привозят, чтобы сбывала. Или кого-то из шайки полюбовница.

— Живет тут неподалеку, у Сретенской обители… Дядька Чекмай!

— И думать не смей! Запиши ее, и станем дальше трудиться.

— Дядька Чекмай! — взмолился Гаврила, которому до смерти надоело возиться со столбцами.

— Нишкни! Как бы не вышло, что не ты ее, а она тебя выследила. Гаврила, нам нужны тайные соглядатаи. А вся Москва знает, что ты князю служишь.

Гаврила вздохнул.

— Давай лучше подумаем, как нам Супрыгу сюда залучить.

И Гаврила честно задумался.

— Дядьку Глеба в Земский приказ послать?

— А для какой надобности? Нам нужно под благовидным предлогом выманить Супрыгу туда, где с ним можно для начала потолковать. Хотя бы — сговориться о его встрече с князем. Гаврюшка, не гляди на меня побитым псом. Войну помнишь? Как польского королевича гоняли — помнишь? Так то — проще было.

— Да, вот — мы, вот — они, и тулумбасы бьют ясак большим набатом!