Сад

— Давай, бригадир, я, по старой памяти, съезжу на базар, — у меня на торговлю рука, сам знаешь, прибыльная! А мне хочется, чтобы у тебя всё было хорошо.

— Поезжай. А к вечеру — сюда. Без тебя тоскливо, — шептал Вася.

Он хотел схватить её и прижать к груди, но Капа увернулась от него, голосок её прозвучал незнакомо строго:

— Не лапай. Ещё затоскуешь! Куда деваться от беды?! Ха-ха-ха… — И она исчезла в темноте. — Девчонки! Васька с обнимками лезет!.. Чего вы не окрутили парня? Тихони! Или для меня берегли?..

Бабкин долго стоял на месте, бесцельно повёртывая ключ в руках. Лицо у него горело, холодная рубашка липла к спине.

А Капа, уже где-то возле бригадного дома, пела:

Ох, сердце болит,Ретиво побаливат.Где мой миленький стоит.

Туда меня поманиват.

Вот и пойми её, где она — настоящая!

Уехав с ягодами на базар, Капа не вернулась в сад. Вася встревожился: «Неужели проторговалась?..» Но в конторе его успокоили:

— Отчиталась до копеечки. У неё — хорошая базарная сноровка! Послать бы ещё…

Тут выяснилось, что Капа исчезла из Луговатки.

— С Вовкой повидалась и ладно, — объяснила мать. — Пусть поработает на опытной станции: там деньгами платят! И два раза в месяц. А её дело молодое, охота приодеться…

Бабкин жалел, что Капа исчезла, едва мелькнув в саду. Он подозревал, что этот внезапный отъезд чем-то связан с её изменившимся отношением к нему, и ему было неприятно.

Глава тридцатая

1

— Трофим Тимофеевич! Вера-а! Где вы?

Векшиной никто не отозвался. Было раннее воскресное утро, и сад выглядел пустым. Идя по аллее, она время от времени останавливалась, слегка приподымала острый подбородок и повторяла свой клич.

Откуда-то из-за деревьев выбежала в сереньком линялом и запылённом платье Вера, всплеснула руками:

— Софья Борисовна! А я думала, кто так рано папу кличет? Он ушёл туда, наверх. — Девушка кивнула головой в сторону бора. — В молодой сад… А вы так рано…

— Торопилась к вам. Привезла…

— Папе? Я догадываюсь! Пойдёмте скорее искать его!

Трофим Тимофеевич перекапывал землю возле молодой яблони. Перевёрнутые комья рассыпались на крупинки, погребая подсечённые сорняки. Старик не слышал шагов и вздрогнул, когда возле уха, терявшегося в зарослях волос и бороды, прозвучал упрёк:

— Опять сам принялся копать!..

— Садовод без лопаты, как писарь без пера! — шутливо отозвался Дорогин, качнул в руках своё орудие. — Была бы полегче — всегда носил бы за ухом…

— Что у вас — молодых помощников не стало?

— Не хватает. Сад-то прибавился. А я не могу терпеть, когда сорняки подымают голову.

Старик глянул на золотой горбик солнца, показавшийся из-за далёких зубчатых вершин, покрытых розоватыми снегами, и закинул лопату на плечо.

— Однако пора подвигаться к дому. Алексеич, наверно, чаёк вскипятил…

Вера побежала вниз по аллее. Трофим Тимофеевич надеялся, что дочь накроет стол, но она забыла обо всём, кроме книг, которые лежали где-то в машине Векшиной.

Девушка распахнула дверцу. Вот они! Завёрнуты в плотную бумагу, перевязаны шнурком. Пахнут типографской краской!

— Вот радость-то!.. Радость отцу!.. — Вера бросилась навстречу, приподнимая свёрток. — Посмотри, папа, что привезла Софья Борисовна!.. Сейчас распакую. Сейчас…

Присела на крыльцо. Кривым садовым ножом перерезала шнурок и принялась разрывать упаковочную бумагу. Книги рассыпались по ступенькам. Первую Вера подала отцу, вторую — Софье Борисовне, третью стала рассматривать сама. На обложке — ветка яблони в цветах. Над ней — имя и фамилия. Внизу — две строки: «50 лет в сибирском саду».

Вера вслух прочитала название, будто видела его впервые, будто не сама писала на обложке рукописи, и только сейчас во всей глубине осознала величие полувековой работы отца. Сколько было помех и колючек на его пути! Сколько ударов обрушивал мороз на его голову. Сколько нерешённых загадок до поры до времени закрывали даль! А он всё шёл и шёл вперёд…

Трофим Тимофеевич, перелистывая книгу, останавливался на цветных вкладках. Там были запечатлены яблоки его гибридов.

Софья Борисовна пожала ему руку.

— Вам спасибо! — сказал Дорогин. — Если бы не тормошили меня… Нас с Верунькой… Мы, однако, никогда не написали бы…

2

То был день приятных встреч. Не успели закончить чаепития, как залаял Султан, и от ворот донеслись автомобильные сигналы. Вера выбежала на крыльцо, глянула на въездную аллею и, ударив в ладоши, позвала отца.

По аллее, запрокинув голову, вприпрыжку бежал мальчик в темносиних трусиках, бурый от загара. Увидев Трофима Тимофеевича на крыльце, он припустил ещё быстрее.

— Деда!.. Мой деда!.. — слышалось в перерывы между визгом. — Оранжевый!.. Золотой!..

— Серебряный! — шутливо поправила Софья Борисовна, стоя рядом со стариком.

Добежав до крыльца, Витюшка с разлёту запрыгнул на верхнюю ступеньку.

— Здравствуй, деда! — обнял Трофима Тимофеевича возле пояса. — Знаешь, я в тайге филина убил! Сам! Из своего ружья!

— А я для тебя припас шкурку удода! — в тон ему сказал старик и, улыбаясь, погладил шершавой ладонью его вихрастые, насквозь пропылённые волосы.