Сад чудовищ

Ухмылка слетела с красного одутловатого лица. В глазах отразилось глубокое потрясение. Бузотер, которому помешали.

Впрочем, блестящий маневр не особо порадовал полковника, ведь потрясение в глазах Геринга тотчас сменилось лютой ненавистью.

Фюрер не заметил их безмолвного выяснения отношений и постучал по столу какими-то документами.

– Я запросил у полковника Эрнста отчет об исследовании, которое он сейчас проводит. Исследование касается наших вооруженных сил, а отчет он подготовит к завтрашнему дню…

Гитлер пронзил Эрнста взглядом, и тот кивнул:

– Так точно, мой фюрер!

– В процессе подготовки к отчету полковник выяснил, что кто-то подделал досье родственников профессора Кейтеля и других приближенных к правительству. Среди них представители концернов «Крупп», «Фарбен», «Сименс».

– Я испытал настоящий шок, поняв, что на этом провокация не заканчивается, – негромко добавил Эрнст. – Подделаны досье многих лидеров партии. Большая часть компромата распространялась в Гамбурге и его окрестностях. Львиную долю обнаруженного я счел нужным уничтожить. – Эрнст смерил Геринга взглядом. – Компромат относится и к весьма высокопоставленным особам. Есть в нем намеки на внебрачную связь с еврейскими лудильщиками, на незаконнорожденных детей и так далее.

– Ужасно! – мрачно отозвался Геринг и стиснул зубы, разгневанный не только поражением, но и намеком Эрнста, что у самого министра авиации еврейские корни. – Кто способен на такую низость?

– Кто? – негромко переспросил Гитлер. – Коммунисты, евреи, социал-демократы. Самому мне в последнее время досаждают католики. Нельзя забывать, что они против нас. Не стоит уповать на нашу общую ненависть к евреям. Кто знает? Врагов у нас много.

– В самом деле.

Геринг снова глянул на Эрнста, который предложил налить ему горячего шоколада.

– Спасибо, Рейнхард, не нужно, – холодно ответил министр авиации.

Еще солдатом Эрнст усвоил, что эффективнейшее оружие военного – надежные разведданные. Он старался быть в курсе вражеских замыслов. Эрнст просчитался, решив, что таксофон в паре кварталов от рейхсканцелярии не прослушивается шпионами Геринга. Из-за его оплошности министр авиации узнал имя его партнера по Вальдхаймскому исследованию. К счастью, у Эрнста, пусть и неискушенного в интригах, имелись верные люди в стратегически важных местах. Накануне вечером информатор из Министерства авиации убрал разбитую тарелку, принес Герингу чистую рубашку и немедля передал Эрнсту все, что Геринг узнал о бабушке Кейтеля.

Играть в такую игру мерзко, но риск огромен, и Эрнст без промедления отправился к Кейтелю. Профессор считал, что у фрау Кляйнфельдт действительно еврейское происхождение, но с ней он не общался уже много лет. Минувшей ночью Эрнст и Кейтель просидели несколько часов, собственноручно изготавливая фальшивые документы, согласно которым у бизнесменов и правительственных чиновников, на деле чистокровных арийцев, появлялись еврейские корни.

Только бы попасть к Гитлеру раньше Геринга! Одним из приемов военной тактики, в который Эрнст верил, был «молниеносный удар». Полковник сам придумал это название и подразумевал под ним атаку столь быструю, что противник, пусть даже превосходящий в силе, не успевает подготовить оборону. Рано утром полковник влетел к фюреру в кабинет, изложил свою теорию заговора и представил доказательства-подделки.

– Мы разберемся, в чем тут дело, – пообещал Гитлер и отошел от стола, чтобы подлить себе горячего шоколада и взять с тарелки несколько сладких сухариков. – Герман, так что с твоей запиской? Какой заговор раскрыл ты?

Геринг улыбнулся и кивнул Эрнсту, отказываясь капитулировать, потом нахмурился и покачал головой:

– В Ораниенбурге волнения. К охранникам там относятся отвратительно. Я опасаюсь бунтов и рекомендую принять карательные меры, причем самые жесткие.

Абсурд! Основательно перестроенный рабами, переименованный в Заксенхаузен, концлагерь был сама надежность: бунты исключались. Узники напоминали загнанных зверей с вырванными когтями. Геринг упомянул концлагерь чисто из мести: пусть на совести Эрнста будут невинные жертвы.

Гитлер задумался, а Эрнст, словно невзначай, заметил:

– Мой фюрер, я не слишком хорошо осведомлен о том лагере, но министр авиации прав. Мы обязаны исключить волнения.

– Но… полковник, я чувствую неуверенность, – проговорил Гитлер.

Эрнст пожал плечами:

– Я только подумал, не стоит ли отложить карательные меры до окончания Олимпиады. Тем более что лагерь недалеко от Олимпийской деревни. В городе столько иностранных журналистов… Если поползут слухи, получится некрасиво. По-моему, на время Игр внимание к лагерю лучше не привлекать.

Замечание Гитлеру не понравилось, Эрнст это сразу почувствовал. Но не успел Геринг возразить, заговорил фюрер:

– Согласен, так лучше всего. Вернемся к этому вопросу через пару месяцев.

Эрнст искренне надеялся, что за этот срок и он, и Геринг забудут об Ораниенбурге.