Сад мертвых бабочек

– Что делается, что делается, – причитал кто-то рядом. – Вот раньше такого не было! А как Союз развалился, так все эти маньяки откуда-то и взялись!

– Да бросьте вы! – заявил кто-то из мужчин. – Чикатило, что ли, не при Советском Союзе детей кромсал? А о дяде Крюке слышали, он что, в царские времена жуть в соседней области наводил?[1]

Кто-то третий гаркнул:

– Все от культуры чужой, американской. Они нам эти ценности завезли!

– Точно, Чикатило ужас как любил читать Марка Твена, Теннесси Уильямса и Фолкнера, об этом он сам на суде заявил, как я мог забыть. Это его и испортило. Это ведь тоже американская культура.

Кажется, едкого сарказма соседка, так сожалевшая о распаде Союза, не понимала и так и усвоила сенсационную информацию о том, что маньяк Чикатило любил читать Марка Твена и даже какого-то Фолкнера. И, окромя всего, играл в теннис с каким-то Уильямсом – вот ведь нехристь!

Присутствие в их дворе милиции, причем, вероятно, долгое и спугнуло гопников, которые не решились сунуть сюда нос, как и прочие части своих гопнических организмов.

Проскользнув мимо встревоженных соседей, Анжела поднялась на третий этаж. В квартире она застала кавардак – сумки были уже собраны.

Главное, те самые сумки, в которых хранились их капиталы и которые в любой квартире были завалены барахлом, чтобы в случае проникновения воров те не нашли капиталов, уведенных у Артура.

– Мы что, сегодня уезжаем? – ужаснулась Анжела, а мама, завершавшая упаковывать зимние вещи, ответила:

– Нет, мы переезжаем. Хоть и на несколько дней, но прямо сейчас. Эта твоя глупая история из-за ухажера совсем некстати, дочка! Только навела на нас этих хулиганов, которые у нас во дворе ошиваются. Того и гляди, в квартиру залезут.

Ну да, и сумки с капиталами найдут.

– Мамочка, не из-за ухажера, а из-за субъекта, который хотел, чтобы я устроила в спортивном зале ему и его похотливым дружкам «черный стриптиз». Причем голый «черный стриптиз».

Мама, которая уже была явно в несколько взвинченном состоянии духа, в которое она всегда впадала незадолго до очередного переезда, заявила:

– Да, но все равно не следовало привлекать к нам внимание! Ты же знаешь.

Видимо, три пули в грудную клетку Артура – это не означало привлечь внимание.

Но этого говорить маме Анжела не стала, так как сочла, при всем при том, ее идею здравой: оставаться на старом месте сделалось опасно.

Милиция еще не покинула их двор, когда подрулил на «Волге» разбитной молодой парень из частного агентства по извозу, которого мама вызвала по телефону. Так как все кучковались около милицейского «уазика», то их отбытие практически никто не заметил.

– Что у вас тут менты, грабанули кого, что ли? – спросил парниша, попыхивая сигареткой в углу рта.

– Девочку пытались в парке изнасиловать, – произнесла Анжела.

О да, за прошедшие полтора года она уже отлично поняла, что означает это странное слово.

Подхватывая сумки, парниша с видом знатока заявил:

– Ну да, я о подобном случае на Заводской уже слышал. Значит, свой педофил в городе завелся! Вот бы поймать и в речке утопить!

Анжела при его словах подумала о гопнике, который сегодня едва не утоп.

– Нет, нет! Эти сумки я сама возьму! – заявила мама, вырывая сумки с их капиталами из рук парниши. – Это…

Воцарилась неловкая пауза.

– Это мои лекарства. Вы возьмите вот эти, с детской одеждой…

Парниша, пожав плечами, исполнил, как ему и было сказано.

Новая квартира, располагавшаяся – причем отнюдь не случайно – около железнодорожного вокзала, – была из разряда халуп: двухкомнатная, грязноватая, с желто-черной ванной и неисправным унитазным бачком.

– Ничего, шиковать нам не надо! – заявила мама, а Анжела вздохнула. Не так давно она прочитала «12 стульев» и «Золотого теленка». Ну, вот точно о них: подпольные миллионеры, которые ужасно боятся, чтобы никто не прознал об их богатстве.

Но зачем тогда оно, это богатство в дорожных сумках, если получать удовольствия от него нельзя?

Ну, не совсем так: были они и в Питере, и в Сочи, причем даже два раза, и жизнь вели там отнюдь не нищенскую. На курортах мало кто интересуется, откуда у матери-одиночки столько денег.

Но любой отпуск рано или поздно заканчивается, хотя Никитка и выпытывал у мамы, отчего они не могут остаться жить у моря навсегда.

В самом деле, отчего?

Ну да, сумки с капиталами.

– Сумки! – завопила мама, когда они, уже давно расплатившись с парнишей, поднявшим весь их скарб на пятый этаж и отпустив его с небольшими чаевыми, выпили сначала чаю, а потом принялись распаковываться.

– Что сумки? – не поняла Анжела: сумки с капиталами стояли в кладовке, куда она сама их и отнесла.

– Их должно быть четыре, а их только три!

Анжела, и сама прекрасно зная, что сумок должно быть четыре (вернее, три сумки и один чемоданчик на колесах), подошла к маме, которая держалась за край косяка кладовки.

В самом деле, было две сумки и чемоданчик. Одна сумка исчезла.

Та самая, в которой, по словам мамы, были ее лекарства.

– Их было четыре, мамочка! Я два раза пересчитывала! – заявила убежденно Анжела, которая всегда так делала.