Сад мертвых бабочек

Мама судорожно всхлипнула.

– И я тоже видела, что их было четыре! Значит…

Они переглянулись. Никитка, хлебавший чай на кухне, явно исключался.

– Значит, этот прохиндей из автоизвоза незаметно прихватил. И я маху дала, раскудахталась, привлекла к сумке ненужное внимание и дала ему понять, что там что-то ценное. А так снес бы в машину, ничего бы и не произошло.

Анжела, чувствуя, что у нее холодеют конечности, спросила:

– А что было в сумке?

Мама, мотая головой, произнесла:

– Золотые монеты, украшения и фунты!

Что же, похоже, ушлый парниша-таксист тоже стал миллионером.

Ну или почти.

Мама долго звонила по телефону из квартиры в автоизвоз, объясняя, что у нее пропала сумка и что ее прихватил один из шоферов.

Что было в корне неверно: диспетчерша сразу ей заявила, что их водители ничего не крадут и просто бросила трубку.

– И вообще, подавайте заявление в милицию! – гавкнула трубка после очередной попытки и запищала мерзким зуммером, словно отрывисто подхихикивая.

Анжела отлично знала, что обратиться в милицию они не смогут. Потому что как им описать содержимое сумки?

«Золото, драгоценности, бриллианты»?

Ну, в их случае – почти сто тысяч фунтов стерлингов (их менять мама еще не начала), куча дорогих украшений, в том числе бриллиантовое колье в виде бабочки с центральным красным камнем в виде сердца, и золотые монеты, в том числе антикварные?

– И что нам делать, мамочка? – спросила Анжела, и мама, оторвавшись от косяка, сказала:

– Уезжать, причем немедленно!

Анжела заявила:

– Ну, это все равно ворованное, значит, туда ему и дорога. У нас все равно денег еще куча. О чем тут горевать?

Мама, собираясь, сказала:

– Этот тип мне сразу не понравился, знаю я таких: весельчак, балагур, а сам норовит тебя облапошить. Ты не понимаешь, дочка: заполучив такое, он может сделать вывод, что у нас водится еще, что правда, и вернуться обратно!

Анжела с сомнением качнула головой. Да шофер от радости кипятком будет писать и, опасаясь того, что его самого привлекут к ответственности, даст деру.

С такими деньгами можно хоть куда дернуть.

– Значит, я на вокзал, благо недалеко! – заявила мама. – Покупаю билеты!

Они что, уедут в самое ближайшее время?

Планировалось же на следующей неделе, а выходило: уже на этой?

– Завтра! – отчеканила мама. – Или даже лучше сегодня!

Время было уже позднее, хотя и летнее, и солнце еще не село. Никитка, услышав, что они уезжают прямо сейчас, раскапризничался, как с ним бывает.

– Я ненадолго, ты за старшую. Никому не открывать. Поняла – никому!

Мама вернулась на удивление быстро, держа в руках четыре билета.

– Завтра в двадцать ноль шесть с третьего пути, – сказала она радостно. – Скорый поезд, у нас свое купе, причем удалось и четвертое место выкупить. Красота!

Узнав, что отъезд переносится на завтра, Никита моментально перестал хныкать и заявил:

– Мамочка, чур, я на верхней полке. Я уже взрослый, мне можно!

Анжела с мамой спорить не стала, однако ночью, ворочаясь на чужой, такой неудобной и ужасно скрипучей, кровати, даже заплакала.

Выходит, лучшее лето ее жизни вот так заканчивается – меньше, чем через сутки?

Получается, что да.

А как же Валька?

Поднявшись, Анжела отправилась на кухню и, не без труда разыскав свои тетрадки и ручку, принялась сочинять послание Вальке.

«Привет, поклонник Жюля Верна! А также Агаты Кристи и энциклопедии!»

Анжела начала с нового листа – энциклопедия была «Большая советская».

«Привет, поклонник Жюля Верна, а также…»

– Что ты в такой час делаешь? – спросила мама, забредая в ночной рубашке на кухню и щурясь на свет.

Быстро прикрыв послание Вальке, Анжела ответила:

– Из-за всей этой катавасии с сумкой заснуть не могу. И ты тоже, мамочка?

– Я так и знала, что рано или поздно нечто подобное случится! – заявила мама. – Надо было в большом городе, Питере, например, ячейку в банке снять и хотя бы эти злосчастные побрякушки, а также монеты там разместить.

Ну да, надо было, но что теперь об этом причитать? Тем более мама раньше сама отказалась от этой идеи, заявив, что ей придется регулярно ездить в один и тот же город и это может вызвать подозрения.

У кого?

Уж точно не у проводника скорого поезда до Питера.

– Мамочка, ну, давай за него порадуемся, парниша получил то, на что и не рассчитывал.

Мама взяла чайник и стала пить из носика – привычка, которую она не могла искоренить.

Занятно, что и Никитка поступал так же. А вот Анжела себе всегда брала чашку или стакан.

– Дочка, не к добру все это!

– Ну, мамочка, это как сказать: в определенной мере все же к добру. У парнишки теперь столько добра, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести…

– Где ты таких выражений только набралась, дочка?

Анжела еле сдержала вздох.

У Вальки. Да, у того самого Вальки, которому она писала письмо – примерно, как пушкинская Татьяна Онегину.