Сад (переработанное)

Последнюю неделю Вера работала с приподнятым настроением, о пережитых душевных невзгодах старалась не вспоминать.

Сегодня с утра до вечера, с коротким перерывом на обед, она ходила по саду, внимательно осматривала каждую яблоню и делала записи в тетради. В старом ватнике, в сером платке она была неприметна. И только ветер, шевеливший косы на спине, помог Семену узнать ее. Пересекая квартал с угла на угол, он спешил к ней; вынырнув из-под кроны яблони, воскликнул:

— Вот ты где!..

Вера вздрогнула. Придя в себя, она смерила парня холодным и колючим взглядом, брезгливо отдернула руку, когда он попытался пожать ее.

У него припухли веки, белки глаз налились недоброй краснотой, все движения были угловатые, порывистые. Не проспавшись после гулянки, он перед тем, как идти сюда, снова напился. Качается. И до чего же он противен!

Сторонясь его, девушка шагнула к середине аллеи. Семен метнулся за ней:

— Поговорим… Я с ног сбился — искал тебя.

— Напрасно старались: говорить нам не о чем.

— Ну, как же?.. Давно не виделись…

— С разговорами навязываетесь, а потом опять какую-нибудь пакость нацарапаете! Стыд не дым, глаза не ест, да?

Мотая головой, Семен часто моргал, словно ему запорошило глаза пылью:

— Постой, Верочка. Погоди… О чем ты?..

— О вашей подлости!

— Я… я ничего… не понимаю.

С верхних веток срывались последние листья, тяжелые от влаги, и, колыхаясь в неподвижном сыром воздухе, медленно падали на землю. Один скользнул по щеке Семена. Он отмахнулся от мокрого листа, как от овода.

— Ты растолкуй, дорогуша…

— Не смейте называть меня так! Слышите! Не смейте!

— Как скажешь, так и буду… Я…

— Вы спьяна решили: не мытьем, так катаньем своего добьюсь. Не вышло! Вам бы надо при царе-горохе жить, вы бы девушкам ворота дегтем мазали. Кому нужна ославленная?! Будет рада пойти и за постылого, куда угодно с ним поехать, хоть к черту в пекло. Опоздали, Забалуев, родиться! Та пора давно прошла!

У Семена выступили на лице багровые пятна. Он мычал что-то бессвязное. А Вера, презрительно прищурив глаза, кидала ему в лицо с незнакомой для него запальчивостью:

— Вы хотели помешать моему вступлению в партию. Дескать, не суйся, нитка, вперед иголки! А какая из вас иголка? Ржавая! Кривая! Как на худой свинье щетина! Куда такая годится?.. Думали: в свою защиту не пикну ни слова, не узнаю, чей подвох. А язык вас выдал. Слово, как шило в мешке, себя показало. «Вытребовать». Какая дикость! Вы сами собирались, кажется, в Ялту, и меня, как бессловесную…

— У меня твои письма есть: «На юге интересно пожить». Кто это писал? Не ты? А теперь…

— Теперь у меня глаза открылись. Барахло вы, Забалуев! Трусливый кляузник!

Высказав все в глаза, Вера повернулась и быстро-быстро пошла от него, спеша скрыться за ближней яблоней.

Семен не привык молчать, последнее слово всегда оставлял за собой. А сейчас, когда у него шумело в голове, он был готов на все. Шагая широко, он раньше Веры обошел дерево с другой стороны и, расставив нуткнул кулаки в бока, преградил ей дорогу:

— Погоди! Еще потолкуем! Тебе кто-то нервы подпортил?

— Кроме вас, некому. Жаль, не знала раньше поганенькой душонки!

Толстые губы Семена дрожали и кривились.

— Значит, обманывала? Столько годов за нос водила! Говори прямо!

— Сама обманулась.

— Вот это — правда: тот воробей не летает к тебе! — Семен расхохотался ей в лицо. — Нашел воробьиху в своей деревне!

— Уходите… Уходите прочь! — крикнула Вера, не выдержав, побежала в соседний квартал, где работали колхозницы.

Ее настигли злые слова:

— А задатки брать ловкая!..

Это он про отрез шевиота! Зачем, зачем она приняла ту тряпку? Считала за подарок! А оказалось — «задаток»! Словно при покупке лошади! Выбросить… Сегодня же выбросить вон…. Нет, лучше отослать с Кузьминичной. А голубое платье — в печку. Письма — тоже.

За спиной послышались настигающие шаги и шумное дыхание разъяренного человека, готового смять всех, кто окажется на пути, и Вера окликнула женщин, уже уходивших домой. Одна остановилась, поджидая ее. По клетчатому платку девушка узнала Скрипунову. Завтра Фекла разнесет молву по всему селу. Ну и пусть!.. Это даже к лучшему.

Вера боязливо оглянулась. Теперь ее никто уже не настигал. Семен, покачиваясь, брел к выходу из сада; время от времени останавливался, потрясал кулаками и выкрикивал такие грязные ругательства, что девушка, опустив голову, зажимала уши.

Студеный ветер обрывал с деревьев ржавые листья и бросал вдогонку крикуну, будто спешил засыпать его следы.

Глухо шумел опустевший сад. Пройдет еще один ненастный день, промелькнут последние листья, и ветер засвистит в голых ветвях.

На душе у Веры было пусто и холодно…

В конце квартала стояла Фекла. О чем-то надо рассказать ей. О плане работы? Но об этом можно и утром. Зря остановила ее.

— Нам тут работушки осталось толечко на один денек, — заговорила Скрипунова. — Завтра к вечерку со всем управимся.

— Вот и хорошо!

— А я с малых лет привыкла все делать по-хорошему. И пусть Тимофеич не беспокоится там, не тревожит своего сердечушка…

— Пойдемте вместе. Вдвоем веселее.