— Мух, что ли, выживать принялась? — спросил Забалуев, покосившись на. окна.
— Ну, какие мухи… — робко ответила Матрена Анисимовна. — Сема спит.
— Все еще дрыхнет?! Да он что, совсем одурел?
Нелады в семье начались с первых дней после возвращения Семена. Сергей Макарович считал, что это не вина его, а беда.
Он любил младшего сына и, как мог, заботился о нем, особенно после смерти двух старших; ждал его много лет, а возвращению так обрадовался, что созвал полный дом гостей. Гулянка шумела всю ночь. Сергей Макарович угощал всех, со всеми успевал выпить, с одним — рюмку водки, с другим — стакан домашнего пива, но тут же, грозя пальцем, предупреждал: «Пей, гуляй, а утром на работу не опаздывай»; запевал свои любимые песни: «По долинам и по взгорьям», «Славное море, священный Байкал» и «Далеко в стране Иркутской», а перед рассветом, как всегда, умчался в поле. На стане первой полевой бригады он заглянул в комнату девушек и крикнул: «Эй, невесты, женихов проспите!»; в кухне «распушил» повариху за то, что не успела приготовить завтрак; в сарае ощупал кошму хомутов — не сбили бы коням плечи. Потом он побывал у всех комбайнов, заехал на все тока и вот в такую же довольно раннюю пору примчался завтракать. В горнице, похрапывая, спал сын, и Сергей Макарович, проходя по кухне, старался не стучать каблуками: «После стольких лет службы да после дальней дороги негрешно отдохнуть денек»; с женой разговаривал вполголоса:
— Про свадьбу ничего от него не слышала? Вместе с Верой ехали из города, наверно, столковались.
— Не говорил. — Матрена вздохнула. — Сердце болит за него.
— Думаешь, уйдет к ним?
— И подумать боюсь… Начнет она его за нос водить…
— Ясное дело — лучше бы сразу: оместился бы. Но, сама знаешь, без Трофима неловко свадьбу играть: получится, что мы вроде украли девку. Обид не оберешься!
У Семена нашлись друзья — гулянка затянулась. И даже это, на первых порах, Сергей Макарович оправдывал: сын не мог погулять перед уходом в армию — была война, — так пусть наверстает сейчас, на радостях! Жалел об одном: что не представлялось возможности поговорить с ним о его будущей жизни, о работе; в душе прикидывал: шофер колхозу нужен, но этого для Семена мало, ему лучше бы — в трактористы или в комбайнеры. Если овладеет техникой да будет стараться, прогремит на весь край.
Это свое пожелание Сергей Макарович высказал сыну во время первого разговора и был не только удивлен — поражен ответом.
— Не собираюсь в грязи пачкаться! — заявил Семен.
— Как? В грязи?! В земле?! — Сергей Макарович, сидя за столом, подался грудью вперед, в сторону сына. — Земля хлеб родит! Всех кормит!
— Какая новость! — Семен искривил толстые губы в высокомерной усмешке. — А я думал — калачи с неба падают!
— Не прикидывайся шутом гороховым! — прикрикнул Сергей Макарович. — Не хочешь в поле — поступай конюхом. За жеребцами будешь ходить.
— Навоз чистить?! Не моя работа. Я найду легкую, культурную…
Это было даже не странно, а страшно слышать Сергею Макаровичу! Ему казалось, что все люди должны любить простой труд или, во всяком случае, ценить его.
Он любил крупных, высоких, широких костью людей,
был сам. Сын за годы разлуки возмужал, раздался в плечах и, как говорила Анисимовна, во всем стал походить на своего родителя в молодости: «Как две капли воды!» И вот оказалось, что между этими каплями только внешнее сходство!Неожиданные пренебрежительные слова сына о физическом труде, его холодная усмешка кинули Сергея Макаровича в дрожь, я он, чтобы сдержаться, что не часто удавалось ему, обратился за поддержкой к жене:
— Слышишь? Простой работой брезгует!..
Матрена Анисимовна, почувствовав упрек: «Чему ты научила его!», робко посматривала то на мужа, то на сына и думала: «Хоть бы не раскипятились оба. Семе надо бы стерпеть. Отец после одумается…»
Но Семен «не стерпел». «Отсталые», как он считал, грубые слова отца задели его за живое, и он сказал:
— Младшим!.. — подчеркнул отец, перебивая его.
— Ишь ты! Разговоры какие!.. А я так смотрю: на фронте дали, поторопились. Не заслужил. Тебе солдатом быть. Только. А ты нос поднял. Вон Алпатов вернулся капитаном и обратно — бригадир тракторного отряда: рад-радешенек!
— Вольному воля.
— А тебе образование не позволяет? Культурным стал! На гармошке пиликать — не велика культура!
— Мне командование благодар…
— Кому благодарности объявляют, с теми не так просто расстаются. Что-то орденов-то у тебя не видно?! А я знаю, за что их дают. И тебе было с кого пример брать. А ты оказался недостойным. Грудь широка, да толку мало. Одна бронзовая медаль. Хоть бы серебряную принес.
Матрена Анисимовна попыталась унять обоих:
— На столе все остывает. Студеное не захочется хлебать… — Достала из шкафчика недопитую бутылку водки и поставила перед мужем: — Выпейте для этого самого, как говорят… — она старалась припомнить малознакомое слово. — Для… для петита. А то еда не пойдет.
Сергей Макарович так махнул рукой, что чуть не свалил бутылку на пол.
— Убери! Да подальше с глаз…
Повернувшись, спросил сына: