Сад (переработанное)

— Чем же думаешь заняться?

— В клуб оформлюсь баянистом. Деньги мне пойдут! А работа, — рассмеялся Семен, — как говорится, не бей лежачего.

Отец бывал в клубе только во время отчетно-выборных собраний колхоза и на торжественных заседаниях накануне праздников. Теперь он неприязненно выпалил:

— Болтался там приезжий бездельник — прогнали. Сейчас нашелся свой!

Замолчав, он начал хлебать остывшие щи.

Сын не притронулся ни к хлебу, ни к щам, ел одни малосольные огурцы. Сергей Макарович проворчал:

— Женился бы ты скорее, что ли.

— Не во мне причина…

— С нее, с невесты, бери пример! Образование выше твоего, а не боится руки в земле запачкать!

Хотя это, по мнению Сергея Макаровича, было единственное положительное качество Веры Дорогиной, сейчас он с удовольствием отметил его и повторил:

Учись у нее!

— У всякого своя голова на плечах, — буркнул Семен.

«Из-за нее, из-за Верки, лихоманка ее возьми, парень гулянку затянул, — думала мать. — Понять его надо: рвался домой, хотел сразу свадьбу играть, а она выпрягается — погоди да подожди, отца дома нет! Придумки одни…»

Выйдя из-за стола, Сергей Макарович попросил Анисимовну:

— Принеси-ка остатки пива да перелей в бидон.

— Это для чего же тебе, Макарыч, на сытое-то брюхо пиво понадобилось? — насторожилась жена.

— В поле увезу. За ужином комбайнеров надо угостить.

— Я не для чужих варила!

— Неси!

Пиво он увез. Но Семен продолжал гулять еще несколько дней. Каждое утро, вернувшись с поля, отец заставал его в постели. Это повергало в тяжкое раздумье: почему он такой? В чем причина его лености? В кого он уродился? Ведь мать тоже не ленивая. Но она очень жалостливая: любя младшего сына больше всех других, сверх всякой меры оберегала и от простуды, и от работы, и от всего на свете. Случалось, зимним вечером говорил ему: «Сходи кинь корове сена», а мать вступалась: «Чего ты гонишь парнишку на мороз? Вырастет — намерзнется, наработается» — и шла сама. А он, отец, не придавал этому значения, да, по правде говоря, занятый беспокойными хлопотами по колхозу, даже и не заметил, как сын вырос, превратился в жениха. Если бы не армия, наверно, давно бы женился, жил бы своей семьей. Помнится, учителя не раз пробовали вызывать его, отца, в школу, о чем-то хотели побеседовать, а у него, как на грех, не оказывалось времени. Наверно, они собирались говорить о плохих отметках. За отметки он грозил кулаком: «Ты смотри у меня, Семка! Подтянись!..» Но у других ребят тоже бывали невысокие отметки. Дело еще и в чем-то другом. А в чем? Теперь поздно гадать об этом и учить поздно.

Но проходить мимо того, что ему не нравилось, Сергей Макарович не мог. Сегодня разозлили закрытые окна: что подумают люди о его семье, какие суды и пересуды пойдут по колхозу?! Пальцами будут показывать на дом: «Добрые работники успели выработать по трудодню, а у председателя сынок все еще дрыхнет при закрытых ставнях!..» Срам!

Анисимовна хотела сказать, что сын вернулся с воскресника расстроенным, всю ночь проходил по селу с гармошкой и только на рассвете, закрыв ставни, лег спать, но по лицу мужа поняла, что тот не будет слушать, что все равно виноватой окажется она.

С треском распахнув ставни, Сергей Макарович стукнул по раме кулаком и направился к другому окну. А когда открыл все, вошел в дом и носком сапога толкнул створчатые двери горницы. Посредине пола, на перине, сдернутой с кровати и постеленной в холодке, лежал Семен. Возле него на полу белели окурки.

— Вставай! — потребовал отец. — В поле поедем! Сельсовет всех мобилизует на хлебоуборку. Поможешь кули грузить.

— Некогда мне с вашими кулями валандаться. — Семен лениво поднялся с постели, заспанный и взлохмаченный. — Сегодня поступаю на должность. Художественным руководителем!

— Ишь ты! Ру-ко-во-ди-тель!.. И что за башка придумывает должности для дармоедов? Тьфу! В двадцатом году таких мудреных должностей не было, а спектакли играли чаще. Порасплодились бездельники!..

Сергей Макарович повернулся к жене, стоявшей за его спиной, и позвал:

— Поедем, мать! Хлеб на току перелопачивать — подходящая работа!

Анисимовна не удивилась этому: она частенько выходила на работу в поле и не без гордости говорила соседкам, что каждый год выполняет установленный минимум трудодней.

Она напомнила мужу о завтраке — в чугунке доваривается петушок с лапшой.

— Петушка съест служащий! — Сергей Макарович, стуча каблуками, выбежал из дома.

На заднее сиденье ходка Забалуевы не вмещались, и Сергей Макарович сел на кучерское место. Ему стало грустно оттого, что дома все шло не так, как надо, он опять начал доискиваться до причин семейных неполадок и не торопил коня.

Матрена Анисимовна заговорила чуть слышным, озабоченным голосом:

— Не берись так круто, Макарыч. Какой ни на есть, а — родное дите: сердце болит за него. Ведь все равно не переделаешь парня: не будет он таким, как ты. Помягче разговаривай. А то возьмет да уйдет из дома — опять останемся одни…

— Лучше уж одним.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ