Но лицо дяди Леши, глаза были более хмурыми, чем обычно. Нерадостно и тяжко, похоже, было ему надевать сейчас все эти наряды, цеплять награды. А на столе лежала фотография, которую дядя Леша, может, забыл положить в письмо, а может, специально не положил. Это была фотография, сделанная в провинциальном тихом ателье, где наиболее удавшиеся портреты выставляют на всеобщее обозрение в витрине. Она была женщиной лет пятидесяти с красивым лицом и грустными большими глазами. Скромно уложенные на голове волосы делила надвое широкая прядь седины. И как ни тяжко было дяде Леше, он слышал сейчас ее голос:
«Здравствуйте, уважаемый Алексей Алексеевич!
Вот снова пишу вам письмо. Наверное, нескромно это. Вы ведь написали только один раз. Да еще статья в газете про вас. Хотя это не письмо. Но я не обижаюсь, конечно, вы человек занятой, у вас настоящий большой сад. Но я как-то привыкла писать вам письма. Алексей Алексеевич, с радостью вам сообщаю, что все ваши черенки привились. Теперь буду ждать урожая. Боюсь только, что жарко им здесь будет. Но я вот прижилась, хотя и не местная сама, орловская. Это мой покойный муж из этих мест.
Алексей Алексеевич, у нас здесь, конечно, жить – рай земной. Виноград, персики, инжир, орехи грецкие, всё есть. Растет даже такой плод, названия которого вы, наверное, не слышали – фейхоа. Кстати, очень вкусный.
Розы сейчас цветут – глаз не оторвешь! И море у нас рядом – сто метров. Земля здесь, правда, каменистая, но климат такой, что, как говорится, сухую палку в землю воткнешь, и она зацветет.
Алексей Алексеевич, а как у вас виды на урожай? Может быть, напишете мне, если у вас, конечно, будет время. До свидания. С уважением, Вера Васильевна.
Алексей Алексеевич, чуть не забыла. Посылаю вам свою фотографию. Фотографировалась недавно, на Первое мая. До свидания. С уважением. Вера Васильевна».
Дядя Леша пытался определить и разобраться среди коридоров со множеством дверей, у которых тихо сидели, разговаривали, плакали и молчали, ожидая решения своей судьбы или судьбы близких…
Отодвинув дядю Лешу в сторону, прошел милицейский конвой. Вели двух зеленых совсем, но ухмыляющихся, нагловатого вида юнцов – то ли на заседание суда, то ли с заседания. Рядом семенили их перепуганные насмерть, заплаканные матери.
Неожиданно дядя Леша увидел кожаную куртку своего следователя и заторопился по коридору за ним. Костылев шел быстро, хотя и держал перед собой несколько толстых папок с делами. Дядя Леша толкнул кого-то, не заметив, боясь потерять Костылева, и наконец догнал его, пошел быстро рядом, чуть сзади, растерявшись, не зная, как обратиться.
– Товарищ… гражданин следователь… гражданин следователь, – дядя Леша тронул его за плечо.
Тот остановился, обернулся. И дядя Леша несколько опешил. Это был не его следователь.
– Да, я вас слушаю… – сказал неторопливо этот. Он тоже был молод и был серьезен, был даже похож на Костылева, его следователя, но это был не он.
– А я… – виновато улыбаясь, заговорил наконец дядя Леша, – я думал… Мне следователь Костылев нужен…
– Зачем он вам? – быстро и нетерпеливо, точь-в-точь как Костылев, спросил этот.
– Да… как… – не знал, что ответить, дядя Леша. – По личному делу…
Этот улыбнулся:
– Здесь по общественному редко кто бывает…
Дядя Леша смутился, но в лице его, в глазах возникла вдруг злость, и он сказал неожиданно:
– Я признание пришел сделать… Я это… ложные показания дал…
– А, вон оно что, – удивился этот человек. – Тогда пойдемте со мной…
– Олег, уже начинают! – крикнул кто-то из-за спины.
– Сейчас иду! – не оборачиваясь, ответил он.
Они вошли в узкую, как пенал, комнату. Олег прошел к стоящему у окна столу, сел, стал копаться в ящиках, искать что-то.
– Садитесь, – кивнул он на стул напротив.
Дядя Леша подошел, присел осторожно.
– Как ваша фамилия? – спросил Олег, не поднимая головы.
– Глазов… Алексей Алексеевич…
– Да-да, вспомнил, – сказал Олег, вытаскивая из стола папку. Он раскрыл ее, стал читать.
Дядя Леша попытался заглянуть в папку, увидеть, что этот человек читает, заговорил:
– Ну, в общем… там я тогда неправду написал… ложные показания… дал, значит, ложные показания…
Олег поднял на мгновение глаза.
– Да-да, я слушаю…
– …Я, когда стал эти бандероли посылать… А переводы шли обратно. Я, правда, сперва на почте сказал, чтоб не несли переводы… Чтоб обратно отсылали. А она, бандероль, полтора-два рубля, полтора-два рубля. Я их до десятка за день отправлял, бывало. Гляжу – денег не хватает, и всё. Я сто тридцать получаю, куда больше-то? У меня все есть, дом… всё… А тут на курево не хватает… Думаю – чего ж делать? Ну и стал я переводы эти проклятые брать. – Дядя Леша замолчал, глянул быстро на следователя.
Тот молчал, глядя чуть насмешливо.
– Ну, я точно не считал, – продолжил дядя Леша, волнуясь еще больше. – Может, трояк или пятерку куда потратил, а так… Да мне тратить-то не на что, всё есть… А сберкнижки у меня нету, проверить можете…
Следователь оторвался от бумаг. Дверь открылась, женский голос проговорил нетерпеливо:
– Олег, уже начали…