Садовник (сборник)

Утро застало его в лесу, куда он пришел еще затемно, чтобы выбрать место для засады на медведя. Хотя это было и непросто, но Сталин устроил себе засаду на дереве – в целях безопасности. И вот он сидел на дереве, курил и размышлял неторопливо и радостно на своем родном грузинском языке: «Медведь!.. О, медведь – мечта каждого настоящего охотника и каждого настоящего мужчины. Они не верят, что я настоящий охотник, потому что столько лет я хожу на охоту и столько же лет не приношу никакой добычи. Но разве в этом есть моя вина, если в этих лесах давно нет дичи? Стоило только появиться этому несчастному медведю, как я его…» Плавный и торжественный, как хорошая советская песня, ход мыслей был нарушен треском сучьев и хорошо различимым медвежьим урчанием, знакомым каждому по передаче «В мире животных».

Сталин был действительно бесстрашный человек. Он торопливо загасил сигарету и взвел курки своего старинного ружья. Глаза Сталина горели неподдельным охотничьим азартом. Надо отдать ему должное. Наверное, он убил бы медведя, во всяком случае, не побоялся бы в него выстрелить… Если бы это был просто медведь…. Или, точнее, если бы он шел, бежал или даже стоял на задних лапах. Но этот медведь ехал на велосипеде. Он крутил педали, с трудом пробиваясь сквозь густой ельник, и недовольно урчал. И, увидев такую картину, Сталин забыл о ружье. Он даже забыл о том, что сидит на дереве, и потому с треском полетел вниз. Дело могло кончиться плохо, если бы Сталин не зацепился краем своей толстой кожаной куртки, какие раньше носили летчики, за толстый сук и повис между небом и землей.

– Дэда, – успел сказать Сталин, что в переводе с грузинского означает «мама».

Медведь, в отличие от Сталина, оказался не храброго десятка. От неожиданного шума медведь плюхнулся с велосипеда и, подхватив свое средство передвижения, попер с ним назад сквозь ельник.

И тут случилась еще одна неприятность. Ружье выстрелило – раз и еще раз. Сталин подумал, что ружье выстрелило в него, и, не успев сказать «дэда», а только «дэ…», упал на землю. А медведь в свою очередь подумал, что ружье выстрелило в него, и, бросив велосипед, рванул очертя голову вперед. Он бежал, не разбирая дороги, и тут случилась третья неприятность, самая для Сталина большая, – своей задней лапой медведь наступил Сталину на голову, на ту ее часть, которая именуется ухом…

…А в это время в селе Малые Иваны все шло своим чередом. Холодное мглистое утро начиналось словами:

Товарищ, товарищ!В труде и в бою…

И вдруг превратилось в «у-у-у!» – разрывая нервы малоивановцев, игла радиолы проползла по всей пластинке, и тут же раздался крик такой степени ужаса и такой громкости, что поднялось и закружило все окрестное воронье.

Что же говорить о малоивановцах? Тот, кто еще спал, мгновенно проснулся. Тот, кто проснулся, тут же оделся. Тот, кто оделся, выскочил на улицу! Впрочем, и неодетые тоже выскочили, Сорокин и Председатель например. Оба в белом исподнем, в кальсонах со штрипками, оба босые. Только увидев друг друга, оба поняли, что надо остановиться. Кричала Змея Забродина, чёрт бы ее побрал!

… А в это время Сталин вышел из леса. Он вышел из леса изменившимся, можно сказать, преображенным. Дело даже не в белой повязке на голове, которую он сотворил из рукава своей рубахи, а в каком-то нездешнем свете в его глазах. Сталин улыбался и смотрел вперед и немного вверх. И ничто не изменилось в его лице, когда он увидел перегородивший дорогу милицейский мотоцикл и стоявшего рядом старшину Зарокова. Хотя Зароков знал Сталина не один год, сейчас он был сух и официален. Он взял под козырек и хотел задать свой сугубо милицейский вопрос, но Сталин, подняв руку, опередил его.

– Прежде чем говорить, выслушайте меня, храбрый рыцарь! Вы единственный в этих местах, кто не называет меня именем тирана, и к тому же вы единственный, кто имеет музыкальный слух. Вот… – И Сталин спел на ухо участковому какую-то грузинскую песенку. – Это плохо? – спросил он, но в голосе его была надежда.

– Плохо, – ответил милиционер.

Сталин опустил голову.

– Что ж, говорите теперь вы, храбрый рыцарь.

– Я не храбрый рыцарь, а старшина Зароков, – терпеливо объяснил участковый и вдруг поморщился.

– Чем это от вас так пахнет?

– Это запах медвежьего страха, – вскинув голову, гордо ответил Сталин.

– А откуда у вас этот велосипед?

Сталин удивился.

– Где вы видите… – Не сразу признав в велосипеде велосипед, он воскликнул: – Я не желаю превращать трагедию в фарс!

Зароков расправил плечи и торжественно проговорил:

– Найхосро Амиридонович Мойсцралишвили, вы арестованы!