Сады пяти стремлений

– А что может произойти? – Военный изобразил удивление. – Убьёшь меня, заберёшь золото и оставишь себе пленника? А зачем он тебе? Кто ещё предложит за него такую награду? А самое главное: все знают, куда я отправился, и, если я не вернусь…

– Обойдёмся без угроз, – махнул рукой толстяк. – Покажи золото.

– Не забудь Круглого.

– Называйте меня синьор пленник, – попросил Бабарский, но услышан не был.

Они вышли во двор, где находилось не менее дюжины бандитов и четверо фага – у чёрного фургончика, Военный открыл заднюю дверцу, а затем – крышку металлического ящика.

– Сто тысяч в слитках.

Толстяк довольно осклабился, кивнул своим, чтобы забирали ящик, и продолжил:

– И всё-таки ты смелый парень.

– Будь я смелым, я бы прямо сейчас перестрелял твою банду и разделил золото со своими друзьями. Но я не рискну связываться с тем, кто отправил меня к тебе.

– Ты привезёшь ему и деньги, и пленника, – буркнул толстяк, чувствуя предательский холодок внутри. – Он будет доволен.

– Но золото же придётся отдать, – рассмеялся Военный и подтолкнул Бабарского к фургону: – Полезай внутрь, Круглый.

– Далеко мы собираемся?

– Тебе не всё равно?

– Было бы всё равно – не спросил.

– Он болтливый, – сообщил толстяк. – Дерзкий и наглый.

– И забавный, – хмыкнул Военный.

– Наручники сними, – попросил ИХ, устраиваясь на диванчике фургона.

– Зачем?

– Ты только что грозился перестрелять всю здешнюю банду, неужели боишься одного меня?

Военный осёкся.

– Он дерзкий, – напомнил толстяк.

– Но всё равно забавный, – несколько иным тоном ответил фага. Уселся на переднее сиденье и бросил Бабарскому через плечо: – Это для твоей же безопасности, Круглый, чтобы ты случайно себе руки не сломал.

– Ударившись обо что-то?

– Длинным языком.

Толстяк заржал и велел своим открыть выходящие на улицу ворота.

* * *

Это странное и немного пугающее ощущение узнавания себя.

Или вспоминание себя.

Идентификация себя…

Открыв глаза, он сразу вспомнил, что его зовут Галилей Квадрига, бортовой астролог исследовательского рейдера «Пытливый амуш», Астрологический флот, порт приписки Маркополис, Линга. Однако вспомнить не то же самое, что почувствовать, ощутить, осознать, что сложенные в слова звуки что-то означают. Он знал своё имя, но не ощущал его привычно. Он был Галилеем Квадригой, но так, словно играл роль, абсолютно естественную, давным-давно знакомую, но всё равно – роль Галилея Квадриги. И одновременно чувствовал себя и собой, и частью этой роли. Он знал, что когда-то с ним это уже случилось, но та история произошла давно, и он почти забыл о ней. Прятал в глубинах сознания, но теперь всё вернулось, но он не был уверен, что рад этому. И не был уверен, что хочет оставаться тем, кем был.

Он вообще не был ни в чём уверен.

Бортовой астролог…

«Пытливый амуш»…

Линга…

Его зовут Галилей Квадрига. Душа откликалась на это сочетание звуков, и он решил остановиться на нём. Решил, пока лежал с открытыми глазами. Не мигая глядя в потолок. Лежал… пока не признался себе, что не решается подняться и, если откроется дверь, снова трусливо закроет глаза. До сих пор прятался в коме. Теперь – не решаясь подняться.

«Я её испугался?»

Нет, хотя, наверное, имело смысл – Кира была крайне напряжена и очевидно агрессивна. Он знал, что она сможет привести свою угрозу в исполнение, но знал, что не приведёт. Он не допустит.

«Я не допущу? Да, не допущу. Не позволю мессеру погибнуть. Ни за что».

И ещё он знал, что именно этот разговор… нет – этот монолог заставил его открыть глаза. Раньше, чем следовало. Намного раньше, чем хотел. Он нужен, а значит, пришло время просыпаться.

Галилей поднялся, нашёл себя в одних трусах, распахнул дверцы шкафа, минут пять изучал содержимое, пытаясь разобраться, для чего всё это предназначено, выбрал штаны карго, тельник с длинными рукавами, носки и лёгкие цепарские башмаки. Всё пришлось впору.

Бортовой астролог…

«Пытливый амуш»…

Линга…

«Это моя одежда!»

Последний штрих – лёгкий бирюзовый шарфик, играющий роль шейного платка. Разве можно выйти без него? Открыл дверь каюты, постоял, раздумывая, куда идти: в астринг или на мостик, решил, что начать следует с доклада и направился на мостик.

– Капитан!

Дорофеев резко обернулся, прищурился, но промолчал, лишь коротко кивнул. Стоящая рядом с ним Кира с трудом сдержала крик. С огромным трудом. Но на астролога смотрела во все глаза.

– Прошу разрешения подняться на мостик.

– Разрешаю.

– Благодарю. – Квадрига сделал три шага и вновь остановился.

– Рад тебя видеть, Галилей, – произнёс Дорофеев. – Как голова?

«Что должно измениться, чтобы он позабыл о своём хладнокровии?»

Но мысль не была злой, а скорее… радостной.

«Радостной?»

«Разумеется, радостной. Дорофеев не мог сказать ничего другого, а значит, я… дома!»

И Квадрига широко улыбнулся:

– Спасибо, капитан, отлично.

– Ведьма знает, что ты здесь?

– Нет, капитан. Догадается.

– То есть это не она тебя вывела из комы?

– Вышел сам.

– Время пришло?

– По всей видимости. – Квадрига помолчал. – Я могу приступить к своим обязанностям?