— Ни капли! Особенно, когда вы произносили эту фразу «Вернитесь на землю... Вернитесь на землю...» Прямо, как в «Рэмбо».
— Вы обратили на это внимание? Я долго над ней работал.
— Кроме того, мне очень понравилось, как вы играете с очками. Где вы позаимствовали этот жест?
— В «Танго и Кэш».
— О да, конечно!
Совегрэну кажется, что все это происходит не с ним. Оператор и звукорежиссер тоже выходят из соседней комнаты. Лина приглашает зайти артистов, сыгравших роли секретаря и Спилберга, чтобы поздравить их с успехом.
— У меня было двенадцать Сталлоне, но чтобы найти Спилберга, понадобилась уйма времени. К счастью, я встретила Стюарта.
В номер заходит официант, катя перед собой тележку с шампанским. Через две минуты торжество в разгаре.
Совегрэну протягивают бокал, но он отказывается.
Никто не обращает на него внимания.
Все обращают на него внимание.
Совегрэн пытается поймать взгляд Жерома, и тот наконец подходит к нему.
— Есть одна вещь, Совегрэн, которую я не понимаю. Как вы могли клюнуть на фразу: «Главное — зрелище, то, что весь мир видит на экране. А о том, что происходит за кулисами, никто не обязан знать...» Вы действительно поверили в этот идиотизм?
Совегрэн изо всех сил старается сохранить спокойствие.
— Это так же бездарно, как самый бездарный гангстерский фильм. Вы самый бездарный сценарист в мире, который ничего не соображает в логике положений. Неужели такая звезда, как Сталлоне, опустится до уровня Аль Капоне? Даже в тридцатые годы это бы не прошло. Голливуд этим не занимается. Ключи от королевства всегда находятся в руках адвокатов.
— ...
— Тем более, что Слай действительно отличный парень и не впутывается в подобные делишки, можете спросить у Джереми.
— Что вы хотите?
— Я получил пленку, доказывающую, что вы украли у меня «Борца со смертью», не говоря уже о том, что дали согласие на мое убийство. И это могут подтвердить перед любым судом, от Парижа до Лос-Анджелеса, шесть свидетелей.
— Я спрашиваю, что вы хотите.
— Не больше, чем граф Монте-Кристо в книжке Дюма. Я хочу, чтобы на мое имя были переписаны все контракты и чтобы мне были возвращены все выплаченные вам гонорары. Я хочу, чтобы вы во всем сознались перед продюсерами и Сталлоне. Я хочу, чтобы вы полностью возместили мне затраты по этой постановке, — кстати, чудовищная сумма для пятиминутного фильма. Наверняка, самая дорогая в мире короткометражка. Но она того стоила. Представьте, сколько раз я буду прокручивать этот маленький шедевр!
Совегрэну хотелось бы сказать что-нибудь. Ухмыльнуться. Принять высокомерный вид. Уйти, сохранив достоинство, но ему это не удается.
Жером смотрит ему вслед.
— Шампанское можете отнести на мой счет.
Матильда
Матильда на мгновение задерживается перед зеркалом, в последний раз окидывая себя взглядом. Никогда еще она не казалась себе такой красивой.
Едва она входит в офис, как Виктор бросается к ней, берет за руку и прижимает к своей груди. Потом целует кончики ее пальцев.
— Перестань, а то это напомнит мне мои восемнадцать лет.
Он усаживает Матильду в кресло, но сам продолжает стоять возле нее.
— Почему ты так долго не отвечала на мои звонки? Я боялся, что ты на меня злишься.
— Мне казалось, я заслуживаю большего, чем сообщения на автоответчике. Если бы ты написал мне письмо, я бы наверняка отозвалась быстрее.
— Письмо? Ты же знаешь, я никогда не пишу писем.
— Вот именно. И поэтому я была бы тронута, что ты сделал для меня исключение. Никогда не могла понять, почему человек, столь требовательный к тому, что пишут другие, никогда не пытался писать сам.
— Думаю, я не ошибся в выборе профессии.
— Ни одного любовного письма. И это за двадцать лет. Ни одной записки, оставленной на краю стола: «До завтра, милая»,
— Зато я умею многое другое. Например, лучше всех заваривать чай.
— Да, разве можно забыть твой чай? Ты всегда заваривал его перед тем, как заговорить о моих рукописях. Если в твоем бюро витал аромат бергамота, я знала, что все пройдет хорошо. Если чай был слишком крепким, я готовилась получить порцию розог. А сегодня мы будем пить бурбон, тот, который ты держишь во втором ящике слева.
Он убежден, что она шутит.
— Ты пьешь?
— Уже нет, но мне это помогало, когда ты выгнал меня отсюда.
— Я никогда не хотел причинить тебе боль, Матильда.
— Я пришла не для того, чтобы говорить об этом. Расскажи, как поживают мои знакомые романистки с тех пор, как ты официально заявил, что все они носят имя Матильды Пеллерен?
— Ты не должна на меня за это сердиться. Ни один издатель в мире не удержался бы от такой рекламы. Тридцать два романа, написанных единственной женщиной-сценаристкой «Саги». Их расхватали в одно мгновение! Ты побила рекорды Барбары Картленд и Пенни Жордан, я продал права на переводы в двадцать семь стран, и во главе списка — США и Англия. Я продал шесть романов киношникам, а серию о Джейнис — телевизионщикам.
— Значит, двадцать лет моей жизни не прошли даром.
— И это все, что ты можешь сказать?
— У меня не было права голоса.
— Мы теперь богачи, Матильда.
Она некоторое время молчит, потом делает небольшой глоток виски.
— Как поживает твоя жена?