Больше она ничего от него не добилась, но эта проблема не переставала ее беспокоить. Она терпеть не могла спящего лиха и потому испытывала коварное побуждение сдвинуть дело с мертвой точки. Нужно было сказать Джону правду: пусть его чувство либо погибнет в зародыше, либо, невзирая на прошлое, расцветет и принесет плоды. Чтобы оценить положение лично, Джун захотела увидеть Флер, а если Джун чего-нибудь хотела, соображения деликатности стояли для нее далеко не на первом месте. Да и к чему здесь особо тонкий подход? Сомс ей родственник и тоже интересуется искусством. Она просто пойдет к нему и посоветует купить какую-нибудь работу Пола Поста или скульптуру Бориса Струмоловского, а отцу, разумеется, ничего не скажет.
В следующее же воскресенье Джун отправилась в Мейплдарем, причем вид у нее был настолько решительный, что в Рединге ей не сразу удалось поймать такси. В месяц, имя которого она носила[72]
, берега реки были восхитительны, и, любуясь ими, она ощущала своеобразную сладостную боль. Пройдя по этой жизни и ни с кем не соединившись, Джун любила природную красоту почти до сумасшествия. Поэтому, приехав в тот живописный уголок, где Сомс раскинул свой шатер, она отпустила таксиста: ей хотелось, когда с делами будет покончено, насладиться великолепием реки и леса. Итак, к парадной двери дома Сомса она явилась как пешеход и послала хозяину свою карточку. Джун знала: если нервы взбудоражены, то она делает нечто стоящее, если же они спокойны, значит, она идет по пути наименьшего сопротивления и благородство здесь ни при чем. Ей предложили пройти в гостиную, обставленную не в ее вкусе, тем не менее элегантно, даже изысканно. «Слишком много слишком красивых вещей», – успела подумать Джун, когда в старинном зеркале, заключенном в лакированную раму, появилась девушка, входящая с веранды. В белом платье и с белыми розами в руках, она отражалась в серебристо-серой глади стеклянного озера, как какой-то дух – симпатичное привидение из зеленого сада.– Как поживаете? – сказала Джун, обернувшись. – Я родственница вашего отца.
– Ах да, мы виделись с вами в кондитерской.
– Со мной и с моим младшим единокровным братом. Дома ли ваш отец?
– Будет с минуты на минуту. Он вышел немного прогуляться.
Джун чуть сощурила голубые глаза и приподняла решительный подбородок.
– Вы ведь Флер, не так ли? Я слышала о вас от Холли. Кстати, как вам показался Джон?
Девушка поднесла розы поближе к лицу, поглядела на них и спокойно ответила:
– Приятный молодой человек.
– И нисколько не похож ни на Холли, ни на меня, правда?
– Нисколько.
«Хладнокровная», – подумала Джун.
И вдруг девушка сказала:
– Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне, из-за чего наши семьи не ладят.
Услышав вопрос, на который сама же советовала отцу ответить, Джун промолчала: возможно, ей не нравилось, когда из нее что-то вытягивали, а возможно, причина была просто в том, что на деле мы не всегда готовы поступить так, как считаем правильным в теории.
– Знаете, – продолжила девушка, – самый верный способ заставить людей дознаться до неприятной истины – это держать их в неведении. Мой отец сказал мне, будто ссора произошла из-за собственности. Я не верю: и у вас, и у нас всего предостаточно. Вряд ли наши родственники настолько буржуа, чтобы ругаться из-за имущества.
Джун вспыхнула. Слово «буржуа», примененное к ее родным, показалось ей оскорбительным.
– Мой дед, – сказала она, – был очень щедрым человеком, и мой отец тоже щедр. Ни в том, ни в другом нет ничего буржуазного.
– Тогда в чем же дело? – повторила девушка.
Поняв, что эта молодая представительница семейства Форсайтов не намерена отступать, пока не получит желаемого, Джун вдруг вознамерилась ей помешать: чем просвещать ее, лучше выведать кое-что самой.
– А почему вы так хотите знать?
Девушка понюхала розы.
– Просто потому, что мне не говорят.
– Ну хорошо. Это действительно связано с собственностью, только собственность бывает разная.
– Значит, все еще серьезней, чем я думала. Теперь я непременно должна все выяснить.
По маленькому решительному лицу Джун пробежала дрожь. Пушистые волосы выбивались из-под круглой шляпки. Сейчас она выглядела молодо: небольшая схватка ее освежила.
– Знаете? – сказала она. – Я видела, как вы тогда бросили платок. Между вами и Джоном что-то есть? Если да, то лучше вам бросить и это.
Девушка побледнела, но улыбнулась.
– Даже если бы что-то и было, таким образом вы меня ни к чему не принудите.
Отвага, прозвучавшая в ответе, заставила Джун протянуть руку.
– Вы мне нравитесь, но ваш отец не нравится. И не нравился никогда. Будем откровенны.
– Вы пришли сказать ему это?
Джун рассмеялась.
– Нет, я пришла повидать вас.
– Как любезно с вашей стороны!
Девушка умела защищаться.
– Я старше вас в два с половиной раза, – сказала Джун, – но сочувствую вам. Я понимаю, как это ужасно, когда тебе мешают жить так, как ты хочешь.
Девушка снова улыбнулась
– Мне кажется, вы все-таки могли бы мне рассказать.
До чего упорная девочка!