Сага о Гильгамеше

      -- Голова как мотыга, а зубы как гребень,       -- Кости как ель, а хвост - словно стебель,       -- Плащу Думузи подобен желудок,       -- А жало как гвоздь - не коснись, будет худо!       -- В руки возьмёшь - его кожа гладка,       -- Рыбина эта - мечта рыбака.

       Ур-Нин остановился, разгоряченно глядя на вождя.

      -- Ну и что это такое? - недовольно спросил Гильгамеш. - Мотыги, гвозди... Что всё это значит?

      -- Это загадка, повелитель, - испуганно ответил певец.

      -- Вижу, что загадка, - пробурчал вождь. - Да больно уж мудрёна. Глупую загадку ты мне загадал, Ур-Нин. Ничего не понятно.

      -- Глупую, господин, - покорно согласился певец.

      -- Вот-вот. Ты за кого меня принимаешь? Я тебе не пьянчуга из харчевни. Слышишь меня?

      -- Слышу, господин.

      -- Вот так. И слушай. Ничего я в твоей паршивой загадке не уразумел. Что это: жало, плащ Думузи? Как такое может быть?

      -- Это скат, господин.

      -- Что? Какой ещё скат? Разве скат такой? - Гильгамеш распалился, лицо его пошло пятнами. - Где у ската гребень, а? Почему молчишь?

      -- Это только сравнение, господин, - пробормотал певец севшим голосом.

      -- Что? Ты смеешь мне перечить? Напрасно я подарил тебе подставку. Ведёшь себя как скотина. Я тебе доверял, а ты? Отвечай!

      -- Я могу спеть тебе ещё одну песню, повелитель, - торопливо пролепетал Ур-Нин, понурив голову.

      -- Дались тебе эти песни, - проворчал Гильгамеш. - Ты что же, задобрить меня хочешь?

      -- Я знаю песню про великий город Урук.

      -- Про Урук? - повторил вождь. - Про Урук - это хорошо. - Гильгамеш, прищурившись, оглядел комнату. Ему показалось, что она наполнилась лёгкой дымкой, очертания смазывались, повсюду шныряли какие-то зыбкие тени. Все звуки доносились словно сквозь толстое полотно. Он потёр глаза, встряхнул головой. - Давай... про Урук, - медленно выговорил он, с трудом ворочая языком.

       Музыканты вновь грянули что-то торжественное. Ур-Нин оглушительно завопил:

      -- О город! Лик твой внушает страх!       -- Стены ужас сеют в богах!       -- За ними - гул и воинов кличи,       -- Улицы - сеть, ловушка для дичи,       -- Пусть только враг подступиться рискнёт,       -- Он в западню прямиком попадёт...

      -- Да, в западню! - неожиданно рявкнул Гильгамеш, срываясь с места. - В западню, не будь я внук Солнца!

       Из опрокинутого светильника полилось дорогое масло. Музыканты замерли. Оцепенев от ужаса, они наблюдали, как вождь обвёл всех мутным взором, усмехнулся чему-то, затем смачно плюнул на раскрашенный пол.

      -- Ну, чего замолчали, отродье гиены?

       Потеряв головы от страха, музыканты заиграли что-то лихое и разнузданное. У Гильгамеша взбурлила кровь, ноги сами пошли в пляс.

      -- Вот так! Оп-ля! Ай да мы, - приговаривал он, по-обезьяньи кривляясь и выделывая несусветные коленца.

       Ур-Нин испуганно выбежал из комнаты. Музыканты продолжали отчаянно наяривать плясовую. Откуда ни возьмись, в комнате появились две полуобнажённые акробатки. Похотливо извиваясь, они закружились вокруг Гильгамеша, гибкие как пантеры и прекрасные как лани. Охваченный звериным влечением, вождь сорвал с одной из них короткую юбку, швырнул рабыню на пол. Девушка ахнула, больно ударившись спиной. Гильгамеш потянул с себя одежду, в сладострастном ослеплении навалился на акробатку, обхватил её тонкое тело и блаженно заурчал. Рядом продолжала изгибаться в танце вторая рабыня, музыканты, вконец обезумев, играли свой бешеный мотив, а Гильгамеш, рыча от возбуждения, возил по полу окаменевшее в судороге тело акробатки и чувствовал, как тёмная злая сила, захлестнувшая его утром и подвигнувшая расправиться с Луэнной, вновь подчиняет себе его мысли и чувства. Ему хотелось крушить и убивать, хотелось ощутить вкус крови на губах, хотелось, чтобы люди в страхе ползали у его ног, а он играючи разбивал им головы медной булавой.

       Девушка перестала шевелиться. Закатив глаза, она лежала под ним бездыханным трупом. Гильгамеш потерял к ней интерес. Он поднялся и плотоядно посмотрел на вторую акробатку. Музыканты оборвали мелодию, побросали свои инструменты и выскочили в коридор. Рабыня остановилась и отступила к стене. Гильгамеш медленно приблизился к ней, словно голодный лев к загнанной косуле. С животным хрипом он прижал акробатку к стене, схватил за край юбки, но вдруг некая сила потянула его обратно, заставив взвыть от бешенства. Он забился в чьих-то неразъёмных объятиях, вперив вожделеющий взгляд в вытаращенные глаза рабыни.

      -- Слуги! Воины! - заорал он исступлённо. - Ко мне! Убейте всех в этом доме. Вырежьте им печени, окропите их кровью алтари!..