– Что же, – наконец заключил Холь. – Я был и воином и был вождём. Не для целого народа, но всё же. Могу сказать тебе, Ситка, что подобное величие не стоит того…
Холь приумолк, настороженно ожидая других вопросов, но Ситрик молчал, только глубоко и мерно дышал. Птица поняла, что произнесла эти слова над спящим. Глаза его были закрыты, губы стиснуты, а меж бровей пролегла напряжённая морщина. Ситрик вскрикнул во сне, и Холь настороженно посмотрел на него.
– И что тебе снится, чернокрылый? Ты так плохо и так редко спишь… – пробормотал Холь и, казалось, за всю ночь так и не заснул.
Вокруг ольхи еле слышно ходили лапы, и огненная птица напряжённо вслушивалась в эти шаги. Нет, это был не лесной зверь. Но это был и не человек. И казалось, их вовсе было двое, тех, кто сводил с ума по ночам, наступая след в след, вымораживая мокрый воздух и раскрашивая своей кровью листву под ногами.
Это были не призраки. Кто-то могущественнее призраков. Кто-то, кому под силу оставаться невидимым и неслышимым, наступая на пятки и хватая за волосы.
Холь невольно подумал, что завёл Ситрика в эту пещеру, как в ловушку. Эти двое стояли над ними, над пещерой, касаясь руками ли, шерстью ли, ольховых веток и чего-то ждали. Холь напряг слух, силясь услышать хоть что-нибудь. Ему надобно увидеть их, взглянуть хоть одним глазком, чтобы понять, кто это, но до дрожи боялся он высунуться из пещеры.
Страшно. Слишком страшно.
А они стояли, не видя друг друга; два существа, не духи и не призраки, а будто бы древние боги, восставшие из мёртвых. Один шагал за двоих, тогда как второй не касался земли, ступая по морозному воздуху…
Ольгир был столь же жесток, как и отец. Нет. Скорее он был так же жесток, как и его мать. Она была ласкова, но лишь с собственным сыном. Многие знали, сколь сурово она расправлялась с теми, чьё слово иль домысел могли стать ей поперёк горла.
Она была человеком.
А Ольгир – нет.
Только-только минула полная луна. Дома ждала красавица невеста. Ольгир нетерпеливо стучал костяшками пальцев по коленям, наблюдая, как неохотно занималась огнём ещё сырая от крови сброшенная им волчья кожа. То и дело он поправлял ворот походной рубахи. Всякий раз после обращения было сложно носить одежду. Она тянула, па2рила, натирала, словно кожа, что оказалась не по размеру. С волчьей шкурой подобного не было.
Это обращение отличалось от всех прежних. В этот раз он почувствовал чужой, враждебный запах. Запах волка, чья шкура пахнет человеческой кровью. Впервые за долгое время он был в лесу не один.
Дождавшись, когда шкура прогорит до того состояния, что узнать в ней ошмётки волка будет практически невозможно, Ольгир отправился на поиски.
Он ходил по лесу, чувствуя оставленные метки, принюхивался, как охотничья собака, припадая к земле и стволам деревьев. Ему нестерпимо хотелось отыскать второго волка и прогнать со своих земель. А ещё лучше – убить.
Ольгир жаждал пустить кровь.
Весь день он ходил, не чувствуя голода и жажды – волк, который оставался вместо него четыре дня и четыре ночи, успел набить желудок дичью и ягодами. Минула новая ночь, и только на рассвете Ольгир учуял запах зверя. Хотелось спать, однако он неумолимо направился по следу.
На лес снова опускался вечер, и летний воздух, полный мелкой мошкары, мрачнел, становясь всё менее прозрачным. Глаза Ольгира сверкали в потёмках, отражая свет звёзд и худеющей луны. Зверьё разбегалось от него, прячась по кустам и оврагам. Должно быть, наткнись на него сейчас медведь, и тот испуганно бросился бы наутёк. Да уж, Лейву в таком случае оборотничество не помешало бы…
Запах изменился. Ольгир остановился, тщательнее пробуя воздух на вкус, провёл рукой по мягкому мху. Запах крови, железа ударил в нос. Он был повсюду. Мох оказался примят, точно совсем недавно здесь произошла ожесточённая схватка. Ольгир вытащил из-под листьев толстую цветную нитку, с плаща либо шапки, запятнанную кровью. Поднёс её к самым глазам. Что ж, кому-то не посчастливилось нарваться на оборотня.
Ольгир сменил направление, пытаясь теперь отыскать то, что могло остаться от жертвы волка. Страшно вскрикнула сова, но он даже не шелохнулся, когда та пролетела у него над головой.
Новое пятно крови показалось на земле, на этот раз больше прежних. Капли виднелись на листьях черники и стволах худых кустиков. Кровь явно принадлежала волку – от пятен тянуло тяжёлым звериным запахом. Ольгир ненавидел этот дух и каждый раз подолгу отмокал в бане иль реке. Зимой же стирал запах обжигающим и колючим снегом с обнажённого тела, прежде чем снова вернуться к людям.
Человеческих цепочек следов стало две. Вскоре все пахучие тропки слились в одну, и Ольгир пошёл по этой проторённой дороге, сминая по пути кусты и ломая ветви. Сейчас он не тревожился о том, что издаёт много лишнего шума.
– Интересно, – пробормотал Ольгир.
Запах вывел к тонкой тропинке, которую Ольгир отлично знал. Он убедился в том, что пахучие метки и мерные капли крови направляли его к знакомому месту, и пустился туда чуть ли не бегом. Одна нехорошая догадка не давала ему покоя.