И блогер поехал с нами. Макс больше на меня не смотрел, но я постоянно чувствовала напряжение, которое исходило от парня в тот момент, когда он оказывался рядом со мной. Трясясь в салоне машины, он несколько раз как бы ненароком коснулся моей руки. В последний раз задержал ладонь несколько дольше, и мне, вот честное слово, ужасно не хотелось, чтобы он убирал свои пальцы с моих. Я чувствовала Макса так, как если бы выросла с ним в одной детской, ибо так же, как и Максим, любила книги Жюля Верна и Джека Лондона, зачитывалась Диккенсом, Ильфом и Петровым.
С ним было совсем не так, как с Яшей Гройсманом. Когда Яша брал меня за руку и с заговорщицким видом, глядя поверх очков, доставал из сумки листок с шахматной задачей, протягивал мне и говорил: «Реши на досуге, потом обсудим…», я чувствовала себя полной идиоткой. И даже не оттого, что не играю в шахматы и смутно представляю, как ходят фигуры, а просто потому, что он – не мой человек. Совсем не так было с Максимом. Я вдруг поймала себя на мысли, что очень хочу оказаться на месте Виктории. В смысле не лежать обезглавленным трупом в холодной прозекторской, а быть невестой Макса. Интересно, что за музыку он слушает? Я искоса посмотрела на блогера. А вдруг ту, которую я люблю? Хотя разве так бывает?
Словно услышав мои мысли, парень вынул из правого уха наушник и протянул мне. Я с удивлением взглянула на него, а Макс склонился к моему плечу и прошептал:
– А вдруг та?
Я с любопытством взяла наушник и пристроила в ушную раковину. И тут же в голове грянуло: «И слова-галеоны, свободы дыхания обнажат переборки, души отговорки не найдя оправданья! И густыми штормами ворвется в лагуны, в замирающий шепот разрывающий рокот – гитарные струны!» «Аллегория» группы «МэнЧеСтер»! Эту песню я действительно очень люблю и часто слушаю, врубив на полную мощность Hi-Fi колонки – мечту меломана.
– Она? – одними губами спросил Макс.
Я молча кивнула и тут же поймала на себе недовольный взгляд Сирина, поглядывающего на нас в зеркало заднего вида. Как верный семьянин, он не мог спокойно видеть, как на его глазах зарождается симпатия между невестой Яши Гройсмана, как он понимал обо мне, и каким-то залетным типом. Сколько раз мне Сирин говорил, что обретет душевный покой только тогда, когда выдаст меня замуж за Яшу. Судя по всему, Яков был не против такого развития событий, но я всячески уклонялась от прямого разговора, ибо рядом с Яшей в первый раз в жизни отчетливо осознала, что мне далеко не все равно, кому я нужна. Раньше я полагала, что готова пойти за любым, кто меня поманит, но вот Гройсман вроде бы манил, но я делала все от меня зависящее, чтобы этого не замечать.
Яша тут ни при чем. Дело во мне. Перед мощью его интеллекта я чувствую себя жалким пигмеем, недостойным гордого звания человека разумного. Поступки, которые я время от времени совершаю, настолько импульсивны и абсурдны, что создается впечатление, будто мой разум и сердце не только не дружат, но и вообще не здороваются. Вернув наушник хозяину, я уставилась в окно на мелькающие за стеклом ели. Вождь добродушно усмехался в многочисленные подбородки, делая вид, что ничего не замечает и с головой погружен в доносящийся из приемника рекламный блок. Тот еще бабник, в отличие от Сирина, он явно одобрял намечающийся роман. Въехав в Загорянку, мы проехали через поселок, свернули на Дачную улицу, миновали участок Масловых с отдыхающими на обочине узбеками, ставшими уже неотъемлемой частью пейзажа, и затормозили у дома виолончелиста.
– А прокурорские-то уже отчалили, – хмыкнул Олег, окинув заинтересованным взглядом пустую проезжую часть и тенек под деревом, где еще этим утром стоял автобус прокуратуры.
– Далеко не уехали, на Круглом озере мутную водицу через сито просеивают в поисках новых улик, – промурлыкал Вождь.
Он с трудом выбрался с переднего пассажирского сиденья и теперь, переваливаясь, как цирковой морской котик на хвосте, направлялся к калитке. Дом виолончелиста, видневшийся за высокой оградой, был не так хорош, как усадьба Масловых, но тоже наводил на мысли о роскоши генеральских дач, затерянных в корабельных соснах ближнего Подмосковья. Владимир Ильич приблизился к калитке, уперся пухлым пальцем в кнопку звонка и некоторое время так стоял, навалившись всем телом. За его обширной спиной переминался с ноги на ногу Максим, чуть в стороне курил Сирин. Я знала эту его манеру так отстраненно курить. Бросая короткие быстрые взгляды по сторонам, Олег оценивал обстановку, в любой момент готовясь распахнуть неизменную кожаную куртку, не снимаемую даже в жару, чтобы пустить в ход боевой «макаров», покоящийся во второй кобуре под левой рукой Олега, уравновешивая припрятанный под правой рукой травматический «глок».
Дверь не открыли, и шеф пошел, переваливаясь, вдоль забора, бросив через плечо:
– Скорее всего, где-то здесь должна быть вторая калитка.
– Имеется такая, – двинулся вдогонку Макс. – Со стороны нашего участка.