Капитан Эрбель не стал преследовать шлюпки. А когда одна из них проплыла в пределах досягаемости орудий левого борта «Прекрасной Терезы», матросы французского корабля и сам капитан сняли шляпы для того, чтобы поприветствовать смельчаков, которым удалось спастись от огня и которым суждено было подвергнуться другой опасности. Она была еще не так близка и не столь заметна, но все же неотвратима: это была опасность погибнуть или от волн, или от голода!
Четвертая шлюпка вместе с капитаном и четвертой частью экипажа затонула вместе с кораблем.
Эрбель и его люди наблюдали за тремя шлюпками до того момента, когда они скрылись из виду в темном безбрежном океане.
И только тогда, вытащив из кармана часы, капитан Эрбель произнес:
– Ребятки, уже за полночь. Но честное слово, в праздничные дни можно позволить себе лечь спать чуточку позднее, чем обычно.
А теперь на вопрос, почему капитан Эрбель вместо того, чтобы взять в плен оставшиеся в живых три четверти экипажа «Калипсо», позволил им уплыть на шлюпках, мы ответим, что «Прекрасная Тереза», и без того имея на борту сто двадцать человек, не могла позволить себе перегружаться еще сотней пленных.
И наконец, если кого-то из читателей это объяснение не удовлетворит, если кто-нибудь из них спросит, почему же в таком случае капитан Эрбель, имея прекрасную возможность тремя выстрелами из орудий потопить и эти три шлюпки, так и не дал команду открыть огонь, мы ответим им на это…
Нет, лучше мы отвечать не станем.
Глава LXI
Женитьба корсара
В течение десяти лет, прошедших после тех событий, о которых мы только что рассказали, – и все только лишь для того, чтобы, по нашему обыкновению, фактическим материалом, а не голыми словами показать характер наших героев – капитан Эрбель, с поведением которого мы вас познакомили, продолжал то дело, которое начал.
Описывая деяния этого морского волка, ограничимся только лишь взятым из газет того времени перечислением его побед и стоимости захваченной им добычи:
К этому списку, опубликованному в официальных газетах того времени, мы могли бы добавить еще тридцать или сорок взятых им трофеев. Но мы не ставили себе целью написать биографию капитана Эрбеля, а хотим лишь дать нашим читателям представление о его характере.
Когда он зимой 1800 года вернулся в Сен-Мало со своим верным Пьером Берто, соотечественники встретили их с подобающими героям знаками внимания. Кроме того, Эрбеля ожидало письмо от Первого консула, в котором тот приглашал капитана приехать в Париж.
Разговор Бонапарт начал с того, что поздравил отважного сына Сен-Мало с успешным проведением овеянного легендами плавания. Затем он предложил ему эполеты капитана и командование одним из фрегатов республиканского военно-морского флота.
Но Пьер Эрбель отрицательно покачал головой.
– Так чего же вы хотите? – спросил его удивленный Первый консул.
– Мне очень затруднительно ответить вам на это, – ответил Эрбель.
– Так, значит, ваше честолюбие заставляет вас претендовать на что-то большее?
– Напротив. Я считаю, что ваше предложение слишком щедро для меня.
– Вы что же, не желаете служить республике?
– Хочу. Но по-своему.
– Как же это?
– В качестве корсара… Вы позволите мне сказать всю правду?
– Говорите.
– Дело все в том, что, когда я командую, я – отличный моряк. Но когда мне придется выполнять чьи-то приказы, я буду худшим из моих матросов.
– Но ведь все кому-то подчиняются.
– Клянусь, гражданин консул, – сказал капитан, – что до сих пор я подчинялся только одному Господу Богу. И даже когда он передавал мне через своего первого адъютанта господина Ветра приказ спустить паруса, чтобы переждать бурю, мне неоднократно случалось – настолько я был охвачен демоном неповиновения – идти в шторм с нижними парусами, с поднятым кливером и бизанью. Отсюда следует, что если я стану капитаном военного фрегата, мне придется повиноваться не только Богу, но и вице-адмиралу, адмиралу, министру флота и кому-то еще. Для одного слуги будет слишком много хозяев.
– Я вижу, – сказал Первый консул, – что вы не забыли того, что вы – из семьи Куртенэ и что ваши предки некогда правили Константинополем.
– Действительно, гражданин Первый консул, я этого не забыл.