Сальватор

Но вдруг молодой человек влюбился в прекрасную аристократку Регину, и его потребности удвоились, потом утроились. Зато заказов, наоборот, стало меньше.

Сначала Петрус стал стесняться давать уроки и отказался от них. Потом ему показалось унизительным выставлять свои работы у торговцев картинами: любители могли прийти и к нему, торговцы картинами могли и сами зайти в его мастерскую.

Доходы прекратились, зато расходы выросли неимоверно.

Читатели видели, на какую широкую ногу жил теперь Петрус: карета, лошадь упряжная и верховая, ливрейный лакей, редкие цветы, вольер, мастерская, обставленная фландрской мебелью, украшенная китайскими вазами и богемским стеклом.

Петрус не забыл об источнике, в котором черпал когда-то, и решил к нему вернуться. Источник был неиссякаемый: отцовское сердце.

Петрус трижды за последние полгода обращался к отцу, причем просил все большие суммы: две тысячи, потом пять, потом десять. И безотказно получал все, о чем просил.

Наконец, мучимый угрызениями совести, краснея, но не в силах устоять перед подчинявшей его себе и неотразимой любовью, он в четвертый раз обратился к отцу.

На сей раз тот ответил не сразу; это объяснялось тем, что капитан сначала написал к генералу Эрбелю (результатом чего явилась уже знакомая читателю сцена), а затем сам привез ответ сыну.

Вы помните, какой урок успел преподать генерал своему племяннику, когда Пьер Эрбель вышиб дверь, спустив лакея с лестницы.

Вот с этого времени мы и продолжим наш рассказ, прерванный — и читатели нас за это извинят — ради того, чтобы дать представление о достойном и прекрасном человеке, который мог показаться нам совсем в другом свете, если бы мы взяли на веру лишь те существительные, которыми награждал его генерал Эрбель, а также эпитеты, которыми он эти существительные уснащал.

Но мы замечаем, что, несмотря на свое многословие в описании морального облика капитана Пьера Эрбеля, совершенно упустили из виду его внешность.

Поспешим исправить этот недостаток.

XXX

САНКЮЛОТ

Капитану Пьеру Эрбелю, по прозвищу Санкюлот было в те времена пятьдесят семь лет.

Это был человек невысокого роста, широкоплечий, мускулистый, с квадратной головой и курчавыми волосами, когда-то рыжеватыми, а теперь седеющими, — словом, бретонский геркулес.

Его брови, более темные, чем волосы, и не тронутые сединой, придавали его лицу грозный вид. Зато небесно-голубые чистые глаза и рот, открывавший в улыбке белоснежные зубы, наводили на мысль об изумительной доброте и бесконечной нежности.

Он мог быть резок и стремителен, каким мы видели его на борту судна, в Тюильри, в гостях у сына. Но под этой резкостью, под этой стремительностью скрывались самое чувствительное сердце, самая сострадательная душа на свете.

Он давно привык повелевать людьми в ситуациях, когда опасность не позволяла проявлять слабость, а потому и лицо у него было волевое и решительное. Лишившись «Прекрасной Терезы» и всего состояния, живя в деревне, он и там умел заставить себя слушать, и не только крестьян, живших с ним дверь в дверь, но и богатых землевладельцев, проживавших неподалеку.

Страдая от вынужденного безделья после объявления мира в Европе и не имея возможности сразиться с людьми, капитан объявил войну животным. Отдавая этому занятию всего себя, он стал страстным охотником и жалел об одном: что имеет дело не с крупными животными вроде слонов, носорогов, львов, тигров и леопардов, а воюет с такими жалкими противниками, как волки и кабаны.

Потеряв Терезу и находясь вдали от Петруса, капитан Эрбель почти три четверти года проводил в лесах и ландах, раскинувшихся на десять-двенадцать льё в округе, с ружьем на плече и в компании двух собак.

Иногда он не бывал дома неделю, полторы, две, давая о себе знать лишь повозками с дичью, которые он присылал в деревню, как правило, самым нуждающимся семьям. Таким образом, лишившись возможности раздавать нищим милостыню, он кормил их с помощью своего ружья.

Итак, капитан был в большей даже степени, чем Нимрод, настоящим охотником перед Богом.

Однако эта страстная охота имела иногда свои неудобства.

Читателям, вероятно, известно, что законный порядок вещей таков: самый заядлый охотник, как правило, в феврале вешает свое ружье над камином, и висит оно там по сентябрь. Не то было с ружьем нашего капитана: его леклер — он выбрал стволы, вышедшие из мастерской знаменитого оружейника, носящего это имя, — не отдыхал никогда, гремел без перерыва по всей округе и был хорошо знаком местным жителям.

Правду сказать, все сельские полицейские, лесники и жандармы департамента знали, в каких целях капитан охотится и на что идет его добыча, а потому, заслышав выстрел в одной стороне, уходили в другую. Но уж если капитан слишком бесцеремонно вторгался в чужие владения и уводил дичь из-под носа у хозяина земельных угодий, на которых охотился, тут уж полицейский решался составить протокол и препроводить нарушителя в суд.