Сальватор

И вот, переступив порог мастерской и обняв Петруса, он по-отцовски его оглядел, и у него из глаз скатились две крупные слезы. Протянув руку в сторону генерала, он сказал:

- Посмотри на него, брат: он - вылитая мать!

- Возможно, ты и прав, - отозвался генерал, - но тебе бы следовало помнить, пират ты этакий, что я никогда не имел чести знать его уважаемую мать.

- Верно, - подтвердил капитан ласково, со слезой в голосе, как бывало обычно, когда он говорил о жене, - она умерла в тысяча восемьсот двадцать третьем, а мы с тобой еще были тогда в ссоре.

- Ах так?! - вскричал генерал. - Ты что же думаешь, мы сейчас помирились?

Капитан улыбнулся.

- Мне кажется, - заметил он, - что, когда два брата обнимаются, как обнялись мы после тридцатитрехлетней разлуки...

- Это ни о чем не говорит, мэтр Пьер. Ах, ты думаешь, я помирюсь с таким бандитом, как ты! Я подаю ему руку - ладно! Я его обнимаю - пускай! Но мой внутренний голос говорит: "Я тебя не прощаю, Санкюлот! Не прощаю я тебя, пират!

Нет тебе прощения, разбойник!"

Капитан с улыбкой наблюдал за братом, потому что знал:

в глубине души тот нежно его любит.

Когда генерал перестал браниться, он продолжал:

- Ба! Да я же на тебя не сержусь за то, что ты воевал против Франции!

- Можно подумать, что Франция была когда-нибудь гражданкой Республикой или господином Брнапартом! Я воевал против тысяча семьсот девяносто третьего года, да, против восемьсот пятого, понятно, браконьер? А вовсе не против Франции!

- Не сердись, брат, - добродушно проговорил капитан. - Я всегда полагал, что это одно и то же.

- Отец всегда так думал и будет думать, - вмешался Петрус, - вы же, дядя, придерживались и будете придерживаться противоположного мнения. Не лучше ли сменить тему?

- Да, пожалуй, - согласился генерал. - Как долго ты почтишь нас своим присутствием?

- Увы, дорогой Куртеней, у меня мало времени.

Сам Пьер Эрбель отказался от имени Куртенеев, но продолжал называть им брата как старшего в семье.

- Как это - мало времени? - в один голос переспросили генерал и Петрус.

- Я рассчитываю отправиться в обратный путь сегодня же, дорогие мои, отвечал капитан.

- Сегодня, отец?

- Да ты совсем рехнулся, старый пират! - подхватил генерал. - Хочешь уехать, не успев приехать?

- Это будет зависеть от моего разговора с Петрусом, - признался капитан.

- Да, и еще от какой-нибудь охоты с браконьерами департамента Иль-де-Вилен, верно?

- Нет, брат, у меня там остался старый друг, он при смерти...

Он сказал, что ему будет спокойнее, если я закрою ему глаза.

- Может, он тоже тебе являлся, как и Тереза? - скептически, как обычно, заметил генерал.

- Дядюшка!.. - остановил его Петрус.

- Да, я знаю, что мой брат-пират верит в Бога и в привидения. Однако тебе, старому морскому волку, очень повезло, что если Бог и существует, то Он не видел, как ты разбойничал, иначе не было бы тебе спасения ни на этом, ни на том свете.

- Если так, брат, - ласково возразил капитан и покачал головой, - то моему несчастному другу Сюркуфу не повезло, и это лишняя причина, чтобы я к нему возвратился как можно скорее.

- А-а, так вот кто умирает: Сюркуф! - вскричал генерал.

- Увы, да, - подтвердил Пьер Эрбель.

- Одним славным разбойником будет меньше!

Пьер огорченно посмотрел на генерала.

- Что ты на меня так смотришь? - смутившись, спросил тот.

Капитан покачал головой и лишь вздохнул в ответ.

- Нет, ты скажи! - продолжал настаивать генерал. - Я не люблю людей, которые молчат, когда им велено говорить. - О чем ты думаешь? Это секрет?

- Я подумал, что, когда я умру, мой старший брат помянет меня такими же словами.

- Какими? Что я такого сказал?

- Одним славным разбойником меньше...

- Отец! Отец! - прошептал Петрус.

Он повернулся к генералу и продолжал:

- Дядя! Вы недавно меня ругали, и были совершенно правы.

Если теперь поругаю вас я, так уж ли я буду не прав? Отвечайте!

Генерал смущенно кашлянул:, не находя что ответить.

- Неужели твой Сюркуф так плох? Черт подери! Я отлично знаю, что в нем было немало хорошего и что он был храбрец под стать Жану Барту. Только надо было ему посвятить себя какойнибудь другой цели!

- Он служил своему народу, брат! Его целью было счастье Франции!

- Служил народу! Счастье Франции! Произнося слова "народ" и "Франция", санкюлоты считают, что этим все сказано!

Спроси своего сына Петруса, этого господина аристократа, у которого свои ливрейные лакеи и гербы на карете, есть ли во Франции что-нибудь еще, кроме народа.

Петрус покраснел до ушей.

Капитан взглянул на сына ласково и вместе с тем будто вопрошая.

Петрус молчал.

- Он тебе обо всем том расскажет, когда вы останетесь вдвоем и ты, разумеется, опять скажешь, что он прав.

Капитан покачал головой.

- Он мой единственный сын, Куртеней... И мальчик так похож на мать!..

Генерал снова не нашелся что ответить и кашлянул.

Помолчав немного, он все-таки спросил:

- Я хотел узнать, так ли плох твой друг Сюркуф, что ты даже не сможешь поужинать у меня нынче вместе с Петрусом?

- Моему другу очень плохо, - с расстроенным видом подтвердил капитан.