Сальватор

Петрус взял в руки часы и поцеловал. Много раз он еще маленьким мальчиком прислушивался с детским изумлением к тому, как тикает эта семейная реликвия!

Он устыдился золотой цепочки на шее, часов с брильянтовым гербом, подвешенных на этой цепочке и покоившихся в нагрудном кармане.

- Ах, любимые мои часы! - прошептал Петрус, целуя старые серебряные часы отца.

Капитан не понял.

- Подарить их тебе? - предложил он.

- Часы, отмерявшие время ваших сражений и побед, часы, всегда стучавшие, как и ваше сердце, одинаково ровно в минуты опасности и в минуты покоя! - вскричал Петрус. - Нет, отец, я не могу их взять!

- Ты забыл упомянуть о том, что они отметили еще два важнейших момента моей жизни, Петрус: твое рождение и смерть твоей матери.

- Они отметят сегодня и третий важнейший для меня и для вас момент, отец: мою неблагодарность, в которой я сознаюсь и прошу меня простить.

- За что простить, дорогой?

- Отец! Признайтесь, что ради удовольствия привезти мне эти десять тысяч франков вам пришлось пойти на огромные жертвы.

- Я продал ферму, и только, потому я и задержался.

- Продали ферму? - не поверил Петрус.

- Ну да... Знаешь, она была слишком велика для меня одного. Если бы твоя бедная мать была жива или ты жил бы со мной, тогда другое дело.

- Вы продали ферму, принадлежавшую когда-то моей матери?

- Вот именно, Петрус. Она принадлежала твоей матери - значит, она твоя.

- Отец! - вскричал Петрус.

- Я-то свое добро пустил, как безумец, по ветру... Поэтому я и приехал! Петрус, ты меня поймешь: я, старый эгоист, продал ферму за двадцать пять тысяч.

- Да она стоила все пятьдесят!

- Ты забываешь, что я уже заложил ее за двадцать пять тысяч, которые выслал тебе до того.

Петрус закрыл лицо руками.

- Ну вот... Я приехал спросить, могу ли я оставить себе пятнадцать тысяч.

Петрус выглядел совершенно растерянным.

- На время, разумеется, - продолжал капитан. - Если позднее они тебе понадобятся, ты вправе потребовать их у меня.

Петрус поднял голову.

- Продолжайте, отец, - попросил он.

А шепотом прибавил:

- Это мне в наказание!

- Вот каков мой план, - говорил тем временем капитан. - Я куплю или сниму хижину в лесу... Ты же знаешь, как я живу, Петрус. Я старый охотник, привык к своим ружьям, к собаке. Я стану охотиться с утра до ночи. Жаль, что ты не любишь охоту! Ты бы меня навестил, мы бы вместе поохотились...

- Я вас навещу, отец, навещу, не беспокойтесь.

- Правда?

- Обещаю.

- Понимаешь ли, есть еще одна причина... Для меня охота важна, во-первых, тем, что я получаю удовольствие, а во-вторых, ты даже не представляешь, скольких людей я кормлю своим промыслом.

- До чего вы добры, отец! - восхитился Петрус.

А вполголоса прибавил:

- Как вы великодушны!

И воздел глаза и руки к небу.

- Погоди, - остановил его капитан. - Скоро наступит время, когда без твоей помощи мне не обойтись.

- Говорите, говорите, отец.

- Мне пятьдесят семь лет. Взгляд у меня пока острый, рука твердая, я крепко стою на ногах. Однако я уже вступил в такую пору, когда жизнь идет под уклон. Через год, два, десять лет зрение мое может ослабеть, рука тоже, а ноги будут подкашиваться. И вот в одно прекрасное утро к тебе придет старик и скажет: "Это я, Петрус, больше я ни на что не гожусь!

Не найдется ли у тебя места для старого отца? Он всю жизнь прожил вдали от того, кого любил, и не хочет умереть так же, как жил".

- Ах, отец, отец! - разрыдался Петрус, - Неужели ферма в самом деле продана?

- Да, дружок: утром третьего дня.

- Кому, о Господи?

- Господин Пейра, нотариус, мне этого не сказал. Понимаешь, мне важно было получить деньги. Я взял десять тысяч франков и приехал.

- Отец! - поднимаясь, проговорил Петрус. - Мне необходимо знать, кому вы продали ферму моей матери.

В эту минуту дверь в мастерскую отворилась и лакей Петруса с опаской ступил на порог, держа в руке письмо.

- Оставь меня в покое! - крикнул Петрус, вырывая у него письмо. - Я никого не принимаю.

Он собирался швырнуть письмо на стол, как вдруг в глаза ему бросился штамп Сен-Мало.

Надпись на конверте гласила:

Господину виконту Петру су Эрбелю де Куртенею.

Он торопливо распечатал письмо.

Оно было от нотариуса, у которого капитан, как он сам только что сказал, оформил продажу фермы.

Петрус покачал головой, пытаясь прийти в себя после услышанного, и стал читать:

"Господин виконт!

Ваш отец, делавший у меня различные заемы на общую сумму в двадцать пять тысяч франков, пришел ко мне третьего дня, чтобы продать свою ферму за двадцать пять тысяч, уже заложенную под вышеуказанную сумму.

Он сказал, что эти двадцать пять тысяч также предназначаются Вам, как и предыдущая сумма.

Я подумал - простите меня, г-н виконт, если я ошибаюсь, - что Вы, возможно, не знаете, на какие жертвы идет ради Вас отец и что эта последняя жертва окончательно его разорила.

Я решил, что обязан как нотариус Вашей семьи и друг Вашего отца в течение последних тридцати лет сделать следующее: