Читаем Сальватор полностью

- Ошибаетесь, сын мой. Вы ничего мне не расскажете - тайна исповеди для меня так же священна, как для других, - однако я могу написать французскому королю, что ваш отец невиновен, что я это знаю. И если это ложь, я возьму грех на себя - надеюсь, Господь меня простит - и попрошу у него милости.

- Милости! Неужели вы не нашли другого слова, святой отец; впрочем, иначе действительно не скажешь: именно "милость". Но милость оказывают преступникам, мой же отец невиновен, а для невиновных помилования быть не может. Значит, мой отец умрет.

Монах почтительно поклонился представителю Христа.

- Подождите! - вскричал Леон XII. - Не уходите, сын мой.

Подумайте хорошенько.

Доминик опустился на одно колено.

- Прошу вас о единственной милости, святой отец: благословите меня!

- С большим удовольствием, дитя мое! - воскликнул Леон XII.

Он простер руки.

- Благословите in articulo mortis [на смерть (латин )], - пробормотал монах.

Папа римский заколебался.

- Что вы собираетесь делать, дитя мое? - спросил он.

- Это моя тайна, святой отец, еще более глубокая, священная и страшная, чем тайна исповеди.

Леон XII уронил руки.

- Я не могу благословить того, кто меня покидает с тайной, которую нельзя открыть викарию Иисуса Христа, - возразил он.

- В таком случае прошу вас за меня помолиться, святой отец.

- Ступайте, сын мой. Это я могу вам обещать.

Монах вышел так же твердо, как робко вошел.

Папе римскому изменили силы, и он рухнул в деревянное кресло, пробормотав:

- Господи! Не отступись от этого юноши! Он из породы мучеников!

XI

Торре-Вергата

Монах медленно вышел от папы.

В передней он встретил привратника его святейшества. - Где его превосходительство виконт Шатобриан? - спросил монах.

- Мне поручено проводить вас к нему, - доложил лакей.

Он пошел вперед, монах последовал за ним.

Поэт, как и обещал, ожидал в Станцах Рафаэля, сидя перед фреской "Освобождение апостола Петра из темницы".

Едва услышав, как скрипнула сандалия, виконт обернулся:

он догадался, что это возвращается монах. Перед ним действительно стоял Доминик. Он окинул его торопливым взглядом и подумал, что лицо монаха напоминает скорее мраморную маску, холодную и безжизненную.

Будучи человеком эмоциональным, виконт сейчас же почувствовал, что от стоящего перед ним монаха веет холодом.

- Ну что? - спросил поэт.

- Теперь я знаю, что мне остается делать, - отозвался монах.

- Неужели он отказал? - пролепетал г-н де Шатобриан.

- Да, он не мог поступить иначе. Это я, безумец, поверил на мгновение, что для меня, бедного монаха, и моего отца, слуги Наполеона, папа римский сделает отступление от основного закона Церкви, от догмата, высказанного самим Иисусом Христом.

- Значит, ваш отец умрет? - спросил поэт, заглядывая монаху в глаза.

Тот промолчал.

- Послушайте, - продолжал г-н де Шатобриан. - Не угодно ли вам будет подтвердить сейчас, что ваш отец невиновен?

- Я вам уже подтвердил это однажды. Если бы мой отец был преступником, я бы уже солгал.

- Верно, вы правы, простите меня. Вот что я хотел сказать.

Молчание монаха свидетельствовало о том, что он внимательно слушает.

- Я лично знаком с Карлом Десятым. Он добр и благороден. Я чуть было не сказал "великодушен", но тоже не хочу лгать.

Перед Богом, кстати, добрые люди выше великодушных.

- Вы намерены предложить мне обратиться к королю с просьбой о помиловании моего отца? - перебил его брат Доминик.

- Да.

- Благодарю вас То же мне предлагал святой отец, но я отказался.

- Чем же вы объяснили свой отказ?

- Мой отец приговорен к смерти. Король может помиловать только преступника. Я знаю своего отца. Если он окажется помилован, он при первой же возможности пустит себе пулю в лоб.

- Что же будет? - спросил виконт.

- Это знает лишь Господь, Которому открыты будущее и мое сердце. Если мой план не понравится Богу, Всевышний, способный уничтожить меня одним пальцем, так и сделает, и я обращусь в прах. Если, напротив, Бог одобрит мой замысел, Он облегчит мой путь.

- Позвольте мне, отец мой, также сделать все возможное, чтобы ваш путь был менее суров и утомителен, - предложил посол.

- Оплатив мой проезд на каком-нибудь судне или в карете?

- Вы принадлежите к бедному ордену, отец мой, и вас не должна оскорблять милостыня соотечественника.

- При других обстоятельствах, - отвечал монах, - я принял бы милостыню от имени Франции или от вашего имени и облобызал бы руку дающего. Однако в том состоянии духа, в каком я оказался, усталость - спасение для меня.

- Несомненно. Но на борту корабля или в дилижансе вы доедете скорее.

- А куда мне торопиться? И зачем мне возвращаться?

Будет вполне довольно, если я прибуду накануне казни моего отца. Король Карл Десятый дал слово, что казнь будет отложена на три месяца, я доверяю его слову. Даже если я вернусь на восемьдесят девятый день, я не опоздаю.

- Раз вы не торопитесь, позвольте предложить вам погостить в посольском особняке.

- Пусть ваше превосходительство извинит, что я отвечаю отказом на все его любезные предложения, но мне пора.

- Когда вы отправляетесь?

- Сегодня же.

- В котором часу?

- Немедленно.

- Не помолившись апостолу Петру?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии