Он был поглощен этим занятием, как вдруг ему показалось, что неприятель, по-прежнему издававший предсмертные хрипы, потянулся за ножом. Тогда Жан Бычье Сердце решил покончить с сопротивлением раз и навсегда: ударом, способным сбить с ног быка, он пригвоздил голову шантажиста к земле, сопровождая свои грозные действия словами, которые при других обстоятельствах могли бы показаться комичными:
- Я вижу, вы никак не уйметесь?
Теперь злоумышленнику поневоле пришлось унять свой пыл.
Он лишился чувств.
Жан Бычье Сердце пересчитал пачки билетов, их оказалось ровно десять. Он поднялся на ноги и подождал, пока граф Эрколано придет в себя и тоже встанет.
Скоро он понял, что его ожидания напрасны: граф не подавал признаков жизни.
Жан Бычье Сердце приподнял шляпу - он был чрезвычайно вежливый человек, несмотря на грубоватую внешность, - и почтительно поклонился мошеннику.
Но тот то ли был не столь хорошо воспитан, то ли не мог поклониться в ответ по причине обморока, но он даже не шевельнулся.
Жан Бычье Сердце посмотрел на него в последний раз и, видя, что тот упорно хранит неподвижность, махнул левой рукой, словно желая сказать: "Тем хуже! Ты сам этого хотел, милейший!" - и не спеша пошел прочь, сунув руки в карманы и ступая уверенно, с видом человека, исполнившего свой долг.
Мошенник же пришел в себя долгое время спустя после того, как Жан Бычье Сердце уже вернулся домой, то есть в тот ранний час, когда на землю падает роса.
Роса, благотворно влияющая на цветы и другие растения, оказала не менее животворное действие и на человека: едва первые капли упали ему на лицо, он пришел в себя и чихнул.
Спустя еще несколько минут граф шевельнулся, приподнялся, снова уронил голову, снова ее поднял, и, наконец, после нескольких безуспешных попыток ему удалось сесть.
Он посидел некоторое время не двигаясь, будто собирался с мыслями, потом пошарил в карманах и грязно выругался.
Видимо, память постепенно к нему возвращалась, а вместе с тем перед ним разверзалась бездна. Бездной, зияющей и пустой, был карман, совсем недавно видевший полмиллиона франков, или двадцать тысяч ренты.
Впрочем, граф Эрколано был настоящий философ; он подумал о том, что, как бы велика ни была потеря, она могла бы оказаться еще больше, если бы вместе с деньгами он лишился жизни, а до этого было недалеко.
Но он остался в живых, хотя и пострадал немного. В этом он убедился, с удовольствием вдохнув и выдохнув несколько раз, как человек, лишившийся на время радостей, связанных с этим упражнением. После этого он покрутил головой, как сделал бы повешенный, под которым вдруг оборвалась веревка.
Наконец он вытер пот со лба рукавом своего левита, поднялся, пошатываясь, на ноги, огляделся с оторопевшим видом, натужно закашлялся, потряс головой, словно хотел сказать, что ему еще долго придется приходить в себя после нападения, которое он недавно выдержал, надвинул на глаза шляпу и, не глядя по сторонам, пустился бежать во весь дух, благодаря небо за то, что остался жив и может еще употребить остаток дней на радость себе и ближним.
Мы бы недооценили проницательность наших читателей, если бы хоть на мгновение усомнились в том, что они узнали в любителе живописи, проникшем к Петрусу под видом его крестного капитана Берто Верхолаза, в графе Эрколано, в шантажисте, любителе приключений, мошеннике, которого едва не убил Жан Бычье Сердце, нашего старого знакомого, и который, к величайшей радости Петруса, прогуливался в последний день карнавала на площади перед Обсерваторией, украсив себя картонным носом в несколько дюймов, человека по имени Жибасье.
Благодаря доверию, оказанному г-ном Жакалем, он считал себя вправе время от времени предпринимать ради собственной выгоды весьма рискованные шаги.
XVII
Глава, в которой мадемуазель Фифина, сама того не желая, оказывает немалую услугу Сальватору
На следующий день около шести часов утра Сальватор переступил порог низкой двери в доме по улице Бурб, где жили Жан Бычье Сердце и его рыжая подрркка, мадемуазель Фифина.
Еще не дойдя до пятого этажа, в котором находилась квартира плотника, Сальватор услышал брань, которую уже не раз ему доводилось слышать в этом доме, но особое впечатление она произвела на него в тот день, когда он пришел просить Бартелеми Лелонга сопровождать его в замок Вири.
Мадемуазель Фифина изрыгала на плотника отборнейшие ругательства; великан ворчал, похожий на Полифема, увидавшего Галатею подле Акида.
Однако на сей раз, в чем скоро убедятся читатели, речь шла не о любви.
Сальватор громко постучал.
Мадемуазель Фифина, растрепанная, с выпученными глазами, в перекошенном платье, отворила дверь, задыхаясь и раскрасневшись от гнева.
- Неужели вы не можете и дня прожить без ругани? - строго поглядывая на любовницу плотника, спросил Сальватор.
- Это все он виноват! - пожаловалась мадемуазель Фифина.
- Она просто негодяйка! - взревел Жан Бычье Сердце, бросился на мадемуазель Фифину и занес над ее головой кулак.