Читаем Сальватор полностью

- Он отказался, отговорившись тем, что, если бы он был вам нужен, вы сами приехали бы к нему.

- Я поеду завтра.

- Будет слишком поздно.

- Почему?

- К тому времени выйдут газеты, и то, что сказано против вас, окажется напечатано.

- Кому нужно высказываться против меня?

- Кто же знает?

- Как это - кто? Объяснитесь!

- Монсеньор Колетти, как вы знаете, взялся обратить княгиню Рину в католическую веру.

- Разве это уже не было сделано?

- Нет, однако она чахнет с каждым днем. Кроме того, он является исповедником вашей жены.

- О, Регина не могла ничего сказать против меня.

- Кто знает! На исповеди...

- Мадам! - возмутился граф Рапт. - Даже для самых плохоньких попиков тайна исповеди священна.

- Да мне-то откуда знать! Но если хотите получить от меня совет...

- То... что?

- Садитесь-ка сами в карету и поезжайте к нему с миром.

- Да у меня на сегодня назначены еще несколько посетителей!

- Примите их завтра.

- Я потеряю их голоса.

- Лучше потерять три голоса, чем тысячу.

- Вы правы... Батист! - закричал г-н Рапт, названивая в колокольчик. Батист!

Лакей появился на пороге.

- Карету! - приказал граф. - И пришлите ко мне Бордье.

Спустя минуту в кабинет вернулся секретарь.

- Бордье! - сказал граф. - Я выйду по потайной лестнице. - Отошлите всех посетителей.

Торопливо поцеловав маркизе ручку, г-н Рапт поспешил вон из кабинета, однако успел услышать, как маркиза сказала секретарю:

- А теперь, Бордье, мы подумаем, как отомстить за смерть Толстушки!

XXXVI

Глава, в которой доказывается, что два авгура не могут смотреть друг на друга без смеха

Граф Рапт примчался на улицу Сен-Гийом, где находился особняк его высокопреосвященства Колетти.

Монсеньор занимал флигель, расположенный между двором и садом. Это был прелестный уголок, гнездышко, достойное поэта, влюбленного или аббата, открытое полуденным лучам, но тщательно спрятанное от лютых северных ветров.

Внутреннее убранство павильона с первого взгляда выдавало утонченную чувственность святого человека, который здесь жил. Согретый воздух, благоуханный, располагающий к сладострастию, пьянил вас, едва вы попадали внутрь, и если бы вас ввели в комнаты с завязанными глазами, вы, вдохнув аромат, решили бы, что оказались в одном из таинственных будуаров, в которых красавцы времен Директории пели свои песни, воскуряя ладан.

Лакей, не то привратник, не то священник, пригласил графа Рапта в небольшую, едва освещенную гостиную, располагавшуюся рядом с приемной.

- Его преосвященство очень занят, - доложил слуга, - не знаю, сможет ли он вас принять. Однако не угодно ли вам назвать свое имя?..

- Доложите о графе Рапте, - приказал будущий депутат.

Лакей низко поклонился и вошел в приемную.

Несколько мгновений спустя он вернулся и сообщил:

- Его преосвященство примет ваше сиятельство.

Полковнику не пришлось слишком долго ждать. Прошло не больше пяти минут, и из приемной в сопровождении хозяина вышли два человека. Граф не сразу разглядел в полумраке их лица, но скоро узнал братьев Букмонов: только они умели так униженно кланяться.

Это в самом деле были Сюльпис и Ксавье Букмоны.

Господин Рапт поклонился им как мог любезнее и вошел в приемную в сопровождении епископа, который ни за что не хотел проходить первым.

- Я никак не ожидал, что вы окажете мне честь и доставите удовольствие своим визитом именно сегодня, ваше сиятельство, - молвил егопреосвященство, указав графу Рапту на козетку, и сел сам.

- Отчего же нет, монсеньор? - спросил граф.

- Потому что накануне выборов у такого государственного мужа, как вы, смиренно отвечал монсеньор Колетти, - есть, должно быть, дела поважнее, чем визит к бедному затворнику вроде меня.

- Ваше преосвященство! - поспешил прервать его граф, видя, как далеко мог его завести этот жеманный лицемер. - Маркиза де Латурнель любезно сообщила, к моему величайшему удивлению и огорчению, что я совершенно лишился вашего доверия.

- Маркиза де Латурнель, может быть, преувеличила, - перебил его аббат, - когда сказала "совершенно".

- Я должен это понимать так, ваше преосвященство, что вы не очень мне доверяете.

- Признаюсь, ваше сиятельство, - насупился аббат и устремил взгляд ввысь, будто призывая на стоявшего перед ним грешника божеское милосердие, - что его величество спрашивал мое мнение о ваших перевыборах и вашем вступлении на пост министра, и... я не сказал всего, что думаю по этому поводу, но был вынужден просить его величество повременить с окончательным решением до моего разговора с вами.

- Я здесь именно за этим, монсеньор, - холодно проговорил в ответ будущий депутат.

- Тогда... побеседуем, ваше сиятельство.

- В чем вы можете меня упрекнуть, ваше преосвященство? - спросил г-н Рапт. - Я говорю, разумеется, о претензиях личного характера.

- Я?! - наивно переспросил епископ. - Чтобы я упрекал вас в чем-либо лично? По правде говоря, вы ставите меня в неловкое положение. Ведь если речь обо мне, ваше сиятельство, то я могу лишь похвастаться знакомством с вами! Я так и сказал королю и могу повторить это во всеуслышанье. Я любому готов рассказать, как я вам признателен!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии