Сальватор

Как известно, Жан Бычье Сердце был тугодум. Он поводил из стороны в сторону испуганными глазами, как вдруг заметил другую баррикаду, развороченную посередине, и счел, что находиться за ней ему будет безопаснее. Несколько человек, спрятавшиеся в углу этой баррикады, тоже, видимо, пришли к такому решению.

Но в ту минуту Жан Бычье Сердце просто забыл о себе подобных: он искал балку, брус или большой камень, чтобы заложить пробоину, задержать всадников и успеть убежать целым и невредимым.

Он приметил небольшую тележку и не покатил - это заняло бы слишком много времени из-за обломков, под которыми было не видно мостовой, - а поднял ее и понес к пролому.

Он собирался заделать, как мог искуснее, брешь, но неожиданное нападение изменило его планы: из оборонительного оружия тележка превратилась в оружие нападения.

Скажем несколько слов о том, что за людей видел Жан Бычье Сердце неподалеку от себя, чем они занимались и о чем говорили.

Они пытались опознать Жана Бычье Сердце.

- Это он! - уверял один из них, с вытянутым бледным лицом.

- Кто он? - спросил другой с ярко выраженным прованским акцентом.

- Плотник!

- Ну и что? В Париже шесть тысяч плотников.

- Да это же Жан Бычье Сердце!

- Ты так думаешь?

- Я в этом уверен.

- Хм!

- Никаких "хм"!

- Вообще-то есть очень простой способ проверить, так ли это.

- И не один способ! А какой имеешь в виду ты?

- Я говорю о самом простом, а потому наилучшем.

- Рассказывай что надумал, только тихо и быстро: негодяй может от нас ускользнуть.

- Вот что я предлагаю, - продолжал тот, в котором акцент выдавал провансца. - Что ты, Овсюг, делаешь, когда хочешь узнать время?

- Брось раз и навсегда дурную привычку называть людей по именам.

- Уж не вздумал ли ты считать свое прозвище именем?

- Нет, впрочем, это сейчас не важно! Ты хотел знать, как я узнаю время?

- Да.

- Спрашиваю у дураков, которые носят часы.

- А чтобы узнать имя человека, достаточно...

- ...спросить у него.

- Ну и тупица! Это единственный способ так никогда его и не узнать.

- Что же делать?

- Надо не спрашивать, а назвать его по имени.

- Не понимаю.

- Это потому, что светлой головой тебя не назовешь, дорогой друг. Ну, слушай внимательно. Я замечаю тебя в толпе, мне кажется, я тебя узнал, но сомневаюсь.

- И что тогда делать?

- Я подхожу к тебе с приветливым видом, вежливо снимаю шляпу и медовым голосом говорю: "Здравствуйте, дорогой господин Овсюг".

- Правильно. А я тебе не менее ласково отвечаю: "Вы ошибаетесь, уважаемый, меня зовут Счастливчик или Листоед".

Что ты на это скажешь?

- Ошибаешься, дружок, ты так не скажешь; не обижайся, но чтобы предвидеть такие неожиданности, надо иметь в голове мозги. Ты же, наоборот, выдашь себя, услышав свое имя, когда не хочешь быть узнанным. У тебя на лице будет написана растерянность, ты вздрогнешь - да, ты-то, Овсюг, обязательно вздрогнешь, ведь ты чертовски нервный. И заметь, будущий мой душеприказчик, что присутствующий здесь великан такой же впечатлительный, как колосс Родосский или другой колосс любого другого города. Достаточно к нему подойти и произнести со свойственной тебе слащавостью: "Здравствуйте, дорогой господин Жан Бычье Сердце!"

- Да, - кивнул Овсюг, - только боюсь, что наш плотник не вложит в свой ответ столько же вежливости, сколько я мог бы привнести в свой вопрос.

- Назовем вещи своими именами: ты боишься, как бы он не съездил тебе по уху.

- Называй чувство, которое я испытываю, страхом или осторожностью, все равно. Однако...

- Ты колеблешься...

- Признаться, да.

Вот о чем говорили трое приятелей, когда четвертый полицейский, такой же высокий, как Овсюг, только в три раза толще, присоединился к ним.

- Можно принять участие в вашей беседе, дорогие друзья?

- Жибасье! - в один голос воскликнули трое агентов.

- Тсс! - предупредил Жибасье. - На чем мы остановились?

- Вспоминали твое приключение на бульваре Инвалидов, - прошипел Карманьоль. - Мы говорили о человеке, который сдавил тебе горло так, что ты едва не испытал блаженство, непременное, как уверяют, во время повешения.

- Ах, этот. . - скрипнув зубами, процедил Жибасье. - Ну, попадись он мне!..

- Считай, что попался.

- То есть?

- Взгляни-ка! - продолжал Карманьоль, указывая Жибасье на человека, уже несколько минут являвшегося предметом их споров. - Это не он?

- Он! - взревел бывший каторжник, бросаясь к Жану Бычье Сердце. Клянусь святым Жибасье, вы сейчас увидите, что это он.

Он выхватил из кармана пистолет.

Видя это, Карманьоль последовал за Жибасье, подав знак Овсюгу, чтобы тот не отставал. Овсюг махнул еще четырем полицейским следовать их примеру.

Жан Бычье Сердце только что приподнял тележку за ручки, когда Жибасье в сопровождении товарищей бросился к нему.

Каторжник направил оружие на плотника и открыл огонь.

Раздался выстрел, но пуля угодила в самую середину тележки, которая рухнула на Жибасье; его голова попала меж досок и застряла на плечах, а сам каторжник осел на землю. Он был похож на преступника в ошейнике, только вместо дубовой доски у него на шее теперь болталась такая тяжелая повозка, что аэролит с бульвара Инвалидов показался бы ему тряпичным мячом.