Сальватор

Ровно в десять часов в дверь позвонили, а спустя мгновение слуга ввел г-на де Маранда.

Жан Робер встал.

- Примите мои извинения, сударь, - молвил он, - вы оказали мне честь своим визитом в половине девятого...

- ...а вы не смогли меня принять, - закончил за него г-н де Маранд. Это понятно, вы обсуждали один важный вопрос со своими друзьями, господином Петрусом и господином Людовиком. Это о нас, банкирах, пословица говорит: "Делу время - потехе час". Вы отсрочили мое удовольствие от встречи с вами, но от этого удовольствие только больше.

Эти слова можно было принять и за насмешку, и за любезность. Не зная, как к ним отнестись, Жан Робер указал г-ну де Маранду на кресло.

Господин де Маранд сел, жестом приглашая Жана Робера занять место рядом.

- Похоже, мой визит вас удивляет, сударь, - заметил банкир.

- Это большая честь для меня...

Господин де Маранд его перебил:

- Меня самого удивляет то обстоятельство, что я не пришел к вам раньше. Но чего же вы хотите?! Мы, финансисты, люди неблагодарные; за работой мы несправедливо забываем о людях, доставляющих нам истинное наслаждение. Вы давно оказываете мне честь бывать в особняке на улице Лаффит, я же впервые явился к вам с ответным визитом. Должен признаться, мне весьма неловко.

- Сударь! - смущенно пролепетал Жан Робер, не понимая, куда клонит банкир.

- Почему же, - продолжал г-н де Маранд, - вы благодарите меня, вместо того чтобы выразить мне совершенно заслуженный упрек? Вы ведете себя со мной - простите мне терминологию финансиста - как с кредитором, а должны бы относиться как к должнику. Я обязан вам бесчисленными визитами; я еще вчера вечером говорил об этом с госпожой де Маранд сразу после вашего ухода.

"Ну, вот мы и дошли до сути, - подумал Жан Робер. - Он видел, как я выходил вчера из его особняка в неурочное время, и пришел узнать причину позднего визита".

- Госпожа де Маранд, - продолжал банкир, видя, что Жан Робер молчит, очень вас любит.

- Сударь!..

- Она любит вас как брата.

Господин де Маранд с особенным выражением произнес последние два слова.

- Но меня особенно удивляет и огорчает, - продолжал г-н де Маранд, что ей не удалось внушить вам хотя бы отчасти то чувство, которое она сама питает к вам.

- Сударь! - поспешил заметить Жан Робер, растерявшись от того, какой оборот принимает их разговор и даже не догадываясь о его цели. - Мы с вами представляем настолько разные виды деятельности, что...

- Это вам мешает испытывать ко мне дружеские чувства? - перебил г-н де Маранд. - Неужели вы полагаете, дорогой поэт, что в банковской деятельности совсем не нужен ум? Вы думаете, как и те, кто знает о финансовой игре лишь по потерям, что все банкиры - дураки или?..

- О, сударь! - вскричал поэт. - Я далек от подобной мысли!

- Я был заранее в этом уверен, - продолжал банкир, - и потому говорю вам: наши виды деятельности - хотя это не бросается в глаза - имеют немало общего. Финансы, так сказать, дают жизнь. Поэзия же учит нас получать от жизни удовольствие. Мы представляем два противоположных полюса и, следовательно, оба необходимы для того, чтобы вращалась Земля.

- Из этих нескольких слов видно, что вы поэт не меньше меня, сударь.

- Вы мне льстите, - отвечал г-н де Маранд, - я не заслуживаю это звание, хотя пытался его завоевать.

- Вы?

- Да. А вас это удивляет?

- Нисколько. Однако...

- Понимаю. Вам кажется, что банк и поэзия несовместимы.

- Я этого не говорю, сударь.

- Но думаете так. А это одно и то же.

- Нет. Я только говорю, что не знаю о вас ничего...

- ...что доказывало бы мое призвание?.. Будьте осторожны.

Однажды, когда у меня будет повод вас упрекнуть, я приду сюда с рукописью в руках. Но сегодня я от этого далек; напротив, я пришел извиниться. Ах, вы сомневаетесь, молодой человек! Так знайте: я, как и все, написал собственную трагедию "Кориолан"; затем шесть первых песен поэмы под названием "Человечество"; потом еще томик стихов о любви; еще... еще...

да почем мне знать? Однако, так как поэзия - это культ, который не кормит своих жрецов, мне пришлось трудиться в материальной сфере, а не только в духовной. Вот как я стал просто банкиром, когда - позвольте мне сказать об этом одному вам, опасаясь, как бы меня не обвинили в гордыне, мог бы оказаться вашим собратом.

Жан Робер низко поклонился, как никогда растерянный от того, какой оборот принимает разговор.

- Именно на этом основании, - продолжал г-н де Маранд, - я осмеливаюсь искать вашей дружбы и даже просить доказательство ее.

- У меня! Говорите, сударь, говорите! - в изумлении вскричал Жан Робер.