Вернувшись в свои комнаты, она прошла прямиком в спальню и упала на кровать, абсолютно не заботясь, что помнет бальное платье, что через полчаса должна стоять при дворе, улыбаться арвитанским подданным, изображая счастье, танцевать с кавалерами и млеть от комплиментов выбранного отцом, очередного жениха. На этот раз он подобрал поистине беспроигрышную кандидатуру — своего то ли племянника, то ли кузена, Франца — сына герцога Ардонского.
Молодой маг прибыл ко двору неделю назад и сразу ей не понравился. Нет, он был довольно сносным для человека, сильным для мага, но слишком умным и проницательным. С таким сложно играть, еще сложнее управлять. Совсем как с Дэйтоном. Только если Дэйтону она все прощала, то другим ничего и никогда. Этот Франц умел смотреть в чужие души, а свою прекрасная Солнечная принцесса Самира уже продала. Задорого ли, задешево ли — она не знала, но для своего личного спокойствия, для безопасности, для просто хорошего сна угроза должна была быть устранена, даже если это означало смерть бывшего друга.
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Да, и не спорь со мной!
— Нет, отстань!
— А я сказала, да! Вставай немедленно! — грозно рычала Тея, пытаясь выковырнуть меня из кровати, но я не выковыривалась и закрывалась от ее приставучего голоса подушкой. — Я кому сказала, вставай!
— Тей, отвяжись. Я не собираюсь никуда идти. И даже не думай палить мою кровать. Сама в ней спать будешь, — также грозно предупредила я, а то знаю я свою любимую подружку, а по совместительству наследную принцессу Илларии — чуть что не по ее, так сразу что-то вспыхивает в опасной близости от моей скромной персоны. Особенно в последнее время.
— Клем, ты… ты… трусиха — вот ты кто! — рявкнула вконец обозленная подруга, и я даже спорить с ней не стала. — Долго ты еще будешь здесь торчать?
— Долго, — буркнула я, уткнувшись в подушку. До самого отъезда в Арвитан буду. Потому что дальше собственной комнаты мне выбираться совсем не хочется. Хватит, навыбиралась.
Столкнулась с повелительницей, выслушала немало про себя нового.
Я, оказывается, приживалка, выскочка и еще этот… как его… репей, вцепившийся в святое Огненное семейство. Ага, «святая» Паэль не может простить, что я поведала всему Дарранату, какой не святой оказалась ее собственная статс-дама. Там и инцесты, и насилие, и извращения всякие имелись в совсем не святом семействе Флемора, а Паэль так этому семейству доверяла.
А как она возмущалась, когда повелитель, впечатлившись увиденным, отправил совсем не невинную статс-даму, ее мужа и детишек-психов в каменоломни горы Сиель исправляться. Дааа…
Головокружительная у Далиан Флемор была карьера — от первой леди Илларии до труженицы кирки и лопаты. Хотела бы я посмотреть — пришлись ли им впору кандалы?
И мне даже не жаль, что Паэль на меня злится, хотя нет, вру, жаль. Представить трудно, что станется с нашей повелительницей, когда она узнает, что выскочка-полукровка, присосавшаяся к ее падчерице, присосалась еще и к ее обожаемому сыну.
— Это важное собрание. Последнее перед отъездом, и я не хотела быть там без тебя.
— Тей, мне совсем не хочется никуда идти. Правда. Мне плохо.
Мне очень-очень плохо.
— Серьезно? А выглядишь вполне здоровой, — поджала губы в немом укоре подруга.
Ну, не говорить же ей, что мне не физически плохо. Это скорее в душе, в груди такое чувство в последнее время возникает, словно у меня нет какой-то важной части, ее отобрали, или я сама отдала, но она болит, ноет и заставляет меня все время мерзнуть. Прямо как фантомные боли у тех, кто лишился руки или ноги. Ее нет, но она болит, не сильно, существовать не мешает, а вот жить…
Особенно тяжело ночами, собственно, их было пять. Без него. И одна с его тенью, но тень заявила, что уйдет, если я скажу хоть слово.
Я и не сказала. Тогда тень даже решилась меня погладить, и я на несколько мгновений почувствовала, что та — потерянная часть меня вернулась. Это так испугало, что я не выдержала, прогнала тень, наорала на них обоих и проплакала всю ночь. Собственно, это было вчера. А сегодня у меня болит голова, душа, сердце и прочие части моего несовершенного организма. И, кажется, я заболеваю или давно уже болею. Не знаю, все сложно и больно, и тяжело очень. И в голове полный кавардак.
— А ты выглядишь… странно, — вдруг заметила я.
Когда Тей пристально рассматривала меня, я получила возможность рассмотреть ее, увиденное мне совсем не понравилось.
Нет, если не присматриваться, она выглядела как всегда идеально: платье с иголочки, безупречно сидящее на стройной фигурке, медовые волосы забраны в замысловатую прическу, аккуратный курносый носик, все также вздернут (принцесса, как-никак) и ямочки на щеках присутствуют, когда она снисходит до искренней улыбки. А вот с глазами беда, уж я-то знаю, как они могут сиять нефритовым блеском, и эта складка между идеальных бровей не внушает оптимизма. Она явно была чем-то расстроена, если не сказать больше.
— Глаза красные. Ты плакала?
— Вот еще, — фыркнула Тея, а взгляд отвела и помрачнела.
— Принц что-то начудил?