– Вряд ли под маской овцы скрывался лев, – задумчиво сказал Макар, – хотя ничего нельзя исключать. Итак, мы знаем, что старший Белоусов привечал Мансурова, что тот дружил с его сыном, который исчез после смерти отца, и что в день убийства произошло ограбление инкассаторской машины. Нам нужен следователь, который вел дело о нападении. И тот, который расследовал убийство.
– Старушка упоминала еще два имени, – вспомнил Сергей. – Илья и Петр. Это друзья пропавшего брата, а значит, и Мансурова. И тренер говорил о некоем Пронине, помнишь?
Илюшин открыл планшет.
Бабкин достал блокнот.
– Сейчас два. – Макар посмотрел на часы. – Я постараюсь успеть в школу, где учились Белоусовы: если повезет, найду учителей, которые их помнят. А ты пока попробуй отыскать выходы на местную прокуратуру. Оперативники, следователь – не мне тебя учить.
– Вот именно, – буркнул Бабкин и взялся за телефон.
Дом Белоусовых стоял в частном секторе, в районе, который назывался Овражным. По городу давно ходили слухи, что все хибары, разбросанные по краю оврага, собираются снести, безымянную речушку на дне засыпать и выстроить современный микрорайон со сквером и спортивной площадкой. Год за годом против этого проекта насмерть вставали геологи, твердя, что местные почвы не пригодны для многоэтажек: все осыплется, а сквер с площадкой сползут в реку. Пока велись кабинетные бои, жители безмятежно растили огурцы, дворняги сторожили дворы, кошки шныряли в зарослях ромашек – жизнь шла своим чередом.
«Завтра будет дуть завтрашний ветер», – философски отвечал Белоусов-старший, когда с ним пытались заговаривать о мрачных перспективах расселения. Сергей Яковлевич считал, что обсуждать еще не состоявшееся несчастье могут только люди, у которых много свободного времени. Иными словами – бездельники.
Бездельников Сергей Яковлевич не любил.
Наташу и Максима он растил один. Его жена умерла, когда девочке было два года. Белоусов вопреки предсказаниям соседей больше не женился, хотя непьющему работящему мужчине найти себе подругу не составило бы труда. Его одиночество объясняли тоской по покойной Светлане; правда состояла в том, что Белоусов был человеком привычки. Сначала он привык жить с женой, потом ему пришлось привыкать жить без жены. Он полагал, что выпавших на его долю серьезных перемен уже хватит.
Хозяйство они вели втроем. Белоусов завел дома порядки, близкие к армейским: вставать по команде «подъем», заправлять кровать за минуту; по теплому времени года все трое обливались ледяной водой из колодца, зимой пробегали два круга босиком по снегу. В туалете висел график мытья сантехники, в кухне – календарь, где были размечены вахты у плиты. «Дело женщины – готовить, дело мужчины – добыть продукты!»
Авторитет отца был непререкаем.
Из Белоусова мог бы выйти обыкновеннейший деспот, один из тысяч самодуров, вымещающих недостаток власти в большом мире на собственной семье; мелочный тиран, ничтожество которого бросается в глаза всем, кроме подданных.
Его уберегла от этой участи горячая любовь к детям.
Сергей Яковлевич осуждал откровенную демонстрацию чувств. Он никогда не говорил сыну, как сильно восхищается им, и совсем не имел слов, чтобы выразить дочери свое обожание. Но он проводил с ними все свободное время. Когда в десять лет Максим захотел научиться вязать, Сергей Яковлевич самостоятельно, шаг за шагом, освоил самоучитель и терпеливо объяснил сыну, как управляться со спицами и клубками. Вместе с детьми он клеил поделки для школы, разбирал и собирал заново мотоцикл, шил фартук для Наташиных уроков труда и помогал Максиму с математикой.
Мансуров сразу подкупил его тем, что попросил разрешения участвовать в субботней уборке.
– Хотим пойти с Максимом на соревнования, поболеть за наших, – признался Антон. – Я могу полы помыть, ковры выбить… Вчетвером быстрее управимся.
И действительно ползал с мокрой тряпкой, старательно оттирая паркет и выливая грязную воду под куст калины.
– Батя у тебя офигенный, – сказал он позже Белоусову. – Не то чтобы я хорошо разбирался в отцах, но твой – крутой.
Однажды Дидовец спросил Мансурова, отчего его не усыновили.
– Я рассказал про тебя своей тетке, – сказал Петька, когда они возвращались от Белоусовых, – она говорит, домашних ребят обычно сразу разбирают. Во-первых, жалеют, а во-вторых, они меньше болеют… Ну, в смысле, головой болеют. Тебя не хотели забрать?
Антон пожал плечами.
– Много раз. Пять или шесть точно. Пока Гусыня не убедилась, что из ее затеи пристроить щеночка в добрые руки ничего не выйдет, она устраивала для меня встречи со всеми желающими.
– А ты отказывался?
– Естественно.
– Почему? – изумился Дидовец. – Плохие люди попадались?
Мансуров снисходительно усмехнулся:
– Хорошие. Но мелкие. Как тебе объяснить… Видел райские яблоки?
– Райские? А, китайку! Естественно.
– Она красивая на вид, но есть ее невозможно, в ней ни вкуса, ни запаха. Те люди, которые хотели взять меня в семью, были как китайка. И потом, знаешь, это же рынок…
– В смысле?