Но вскоре все прекратилось. Кравченко отказался выступать на очередном празднестве. Он получал небольшую пенсию от города, и негласный общественный договор предполагал, что именно ее и отрабатывает бывший футболист; однако когда Алексею намекнули, что от него ждут соответствующей благодарности, тот разогнал советчиков и отказался от денег.
Он никогда не давал интервью. Не участвовал в телепередачах. Не расписывался на футболках.
Заполучить его автограф мечтал каждый мальчишка в Щедровске, и каждый знал, что сбыться этой мечте не суждено.
И вот Мансуров сообщает, что знает, как это осуществить.
– Врешь, – беззлобно сказал Белоусов.
– Заблуждается, – поправил Шаповалов.
Дидовец промолчал. Он успел убедиться, что их друг таит в себе много сюрпризов.
После того матча, где Илья забил гол, все шло как обычно. Никто не припоминал Мансурову его свинского поведения; никто даже не был уверен, что оно действительно было свинским. Антон принес с собой новые веяния.
Да, с виду все шло как обычно. Но Дидовец знал: все они врут друг другу как заправские лжецы, прикидываются, будто ничего не изменилось. Однако что-то менялось
Автограф самого Кравченко! Да после этого Мансуров мог бы единолично устанавливать новые футбольные правила.
– В общем, я с людьми договорился, – по-взрослому сказал Антон. – В эту субботу у нас городской турнир. Кравченко придет, он сам попросил два билета. Не почетным гостем, а, типа, инкогнито. Я предлагаю подойти к нему с нашим мячом. Всем вместе.
Дидовец оценил великодушие Мансурова. Человек, способный получить автограф великого футболиста, готов был поделиться славой с товарищами.
«Мы. Вместе. Наш мяч».
– Думаешь, получится? – неуверенно спросил Белоусов.
– Пока не попробуем, не узнаем.
В субботу утром Макс последним пришел к спортивному клубу. На руках он бережно, как младенца, нес мяч, зачем-то завернув его в старую толстовку.
– Здорово! – Мансуров хлопнул его по плечу. – Кравченко уже там.
– Прямо так сразу пойдем? – заволновался Белоусов.
– Сначала турнир, балда!
Во время соревнований Дидовец смотрел прямо на борцов, но что происходит на матах, не видел. Его разрывали два желания. Петя страстно мечтал стать владельцем мяча, на котором расписался Кравченко. За обладание им он готов был простить Антону даже свой недавний страх на футбольном поле.
Но он понимал: если это случится, авторитет Мансурова вырастет до небес. Что-то в Петьке отчаянно сопротивлялось этой мысли.
Чем отчетливее он представлял этот новый мир, в котором его приятель стал тем человеком, ради которого
Дидовец приосанился, но тут же вспомнил идиота с монтировкой и сник.
Крутой парень Мансуров. А если станет еще круче…
Нехорошие картины рисовались Петьке.
Когда закончился турнир, он был в таком состоянии, что подумывал выхватить мяч у Белоусова и сбежать. Голос разума твердил, что быть другом Мансурова почетно и безопасно. Все знакомые пацаны будут локти кусать от зависти, узнав, что у них четверых теперь есть Мяч с Автографом. Можно договориться так: два дня его хранит у себя Макс, потом – Илюха, затем очередь переходит к нему…
Интуиция подсказывала, что допускать этого нельзя. Нельзя – и все. Или придет конец их безмятежной дворовой жизни, их дружбе, в конце концов. Никаких аргументов у трусливой интуиции не было вовсе, только одна паническая нота, на которой она и выскуливала жалобно свое предупреждение.
Подойти к Максу… Улыбнуться, обязательно улыбнуться, как будто это шутка! Взять мяч и бежать, но не к выходу, а к той двери, которая ведет в столовую… снаружи толпятся люди, они помешают, а из столовой есть еще один выход…
Петя обдумывал каждый этап своего побега с безысходностью человека, который должен выдернуть бабочку из-под подошвы туриста во времени и понимает, что шансы его ничтожно малы.
А ведь Антон наверняка бросится за ним. И от него-то не уйдешь.
«Может, швырнуть мяч в какую-нибудь кастрюлю на кухне? Что у них там… Суп, компот?»
– Все, пошли! – приказал Мансуров.
Петька поднял слегка безумный взгляд на друзей и обнаружил, что Антон крепко прижимает мяч к себе. «Не вырвать», – с ужасом понял он.
В кафе, куда они пробились через толпу, за дальним столиком, стоявшим на небольшом возвышении, сидел знаменитый Кравченко. Он был один.
«Успеть первым подойти к нему, – в панике приказал себе Дидовец. – Взять его чашку. Выплеснуть содержимое ему в лицо. Тогда никакого автографа».